© Нордическое христианство

© Л. Л. Гифес. Сравнительная текстология Евангелий. Ариохристианский опыт.

 

 

Послесловие.

Кем и когда была осуществлена

фальсификация Евангелий

 

После проведённого сравнительно-текстологического анализа текстов Евангелий мы теперь оперируем множеством аргументов в пользу теории поздних иудейских исправлений. Но кто же в таком случае был непосредственно заинтересован в этих искажениях и каким именно образом фальшивые интерполированные манускрипты в конечном итоге вытеснили первоначальные варианты? Мы имеем только факты и видим следы этой работы. И это заставляет ставить новые вопросы – кто, где, когда.

Во-первых, чтобы ответить на них, нужно чётко представлять, как осуществлялся сам процесс “канонизации” текстов Евангелий, начиная со стадии их непосредственного составления. Мы не можем знать точно, на каком этапе были осуществлены эти вставки и искажения. Для этого недостаточно данных. Это могло произойти уже во время перевода арамейских оригиналов на греческий, то есть известные нам Евангелия, вполне возможно, вторичны по отношению к своим арамейским протографам, и корректуры были внесены изначально, при составлении Евангелий. Одним словом, исправления в той или иной степени могли возникнуть в процессе самого оформления жанра Евангелий. Затем, в ходе переписки, например, с целью гармонизации, эти интерполяции стали перетекать из одного Евангелия в другое. Удельный вес их постепенно увеличивался и, таким образом, наши четыре Евангелия приобрели более-менее окончательный вид где-то к середине-концу II в. н. э. В любом случае, правка была поэтапной. Это доказывает рукописный материал, исторические свидетельства и внутренний анализ содержания.

Во-вторых, чтобы понять, кто именно осуществлял редакцию, нужно опираться на сведения о сектантских течениях в Палестине межзаветной эпохи, так как эти редакции могут носить их конкретные экзегетические черты и специфическую терминологию. Украинский богослов И. Каганец выдвинул гипотезу о том, что редакция Евангелий была заранее спланированной организованной акцией и осуществлена фарисеями под руководством Синедриона[1]. Сама по себе теория интересная, разве что её практически нечем подтвердить документально.

Цели такой акции не совсем ясны. Зачем фарисеям и Синедриону было необходимо централизованно влиять на новое христианское движение, если оно в принципе являлось враждебным иудейству? Здесь И. Каганец предлагает своё решение, объясняя, что иудаизация христианства предполагала внедрение своих агентов и развал его изнутри. Превращение христианства в иудейскую секту позволило бы обезвредить его антииудейский потенциал на самой начальной стадии становления церкви.

Из истории книги Деяний действительно получается, что в начале апостольской проповеди несколько тысяч иудеев было обращено (Деян 2:41), и в дальнейшем присоединившиеся фарисеи играли в Иерусалимской церкви заметную роль, что приводило к спорам об исполнении Закона, отношении к Храму, обрезании и месте крещённых “язычников” в общине. Иерусалимская церковь в самом деле представляет собой крайне странное явление, если верить данным книги Деяний. Создаётся полное впечатление, что миссионерство апостолов входило в противоречие тому, о чём учил Иисус[2]. С этой точки зрения вполне возможно допустить, что обращённые иудеи, вероятно, фарисейской ориентации, имели связи с Синедрионом и с помощью профессиональных писцов осуществили преднамеренную фальсификацию евангельских текстов. Как члены Иерусалимской общины, имевшие определённый авторитет и влияние, они могли поспособствовать распространению новых расширенных редакций в других церквях.

Если принять теорию Каганца всерьёз, то только лишь с той оговоркой, что в данном процессе должны были быть замешаны и сами апостолы, которые в первые годы возглавили Иерусалимскую общину в виде триумвирата “Петр–Иаков–Иоанн”. Как я показал в другом своём исследовании, эти лица сами были иудействующими, особенно что касается такой таинственной фигуры, как Иаков Праведный, якобы “брат Иисуса”[3]. Без их непосредственной протекции данное предприятие вряд ли могло быть осуществимо. Остальные апостолы, которые ушли в Галилею, надо полагать, стояли к ним в оппозиции. В преддверии Иудейской войны Иаков и пресвитеры, очевидно, стали заложниками политической ситуации и были вынуждены пойти на поводу у тех, кто обеспечивал Иерусалимской общине более-менее легальное существование в самом центре иудаизма на основе взаимной терпимости иудеев и иудеохристиан. А эпизодические гонения на последних со стороны евреев, включая даже убийство Иакова в 64 г., могли послужить катализатором такого рода “толерантности” и даже способствовать “взаимоуважению”, а вовсе не наоборот. Ведь иудеохристианская община Иерусалима не была разгромлена окончательно. Такой цели, видимо, и не ставилось. Из неё устранялись только неугодные элементы, которые по тем или иным причинам (не обязательно вероучительным) не устраивали Синедрион. Как известно, община находилась в столице до самой её осады римлянами и покинула город непосредственно перед блокадой. Впрочем, инцидент с казнью Иакова был всего лишь частным случаем, недоразумением, явно выбивающимся из заданной политики, совершённым вопреки генеральной линии терпимости, потому что, согласно Иосифу Флавию[4], не получил одобрения у большинства иудеев и иудейских “законоведов”, посчитавших убийство Иакова преступлением и даже добившихся свержения за это первосвященника Ханана бен-Ханана. Спрашивается, какую нужно было исповедовать веру, чтобы заслужить такое уважением среди иудеев-нехристиан?

Хотя первую попытку фарисеев продавить решение о необходимости обрезания для всех христиан вроде бы удалось нейтрализовать на апостольском соборе ок. 50 г., не факт, что подобные эксперименты по внедрению иудаизма в христианство не проводились вновь и вновь в последующее время, особенно когда апостолы покинули Иерусалим[5]. Во всяком случае, об этих лицах было заявлено, что они были “вышедшими от нас”, то есть членами Иерусалимской общины (Деян 15:24). Из Посланий Павла и Деяний апостольских мы также узнаём, что некие “лжебратья”, посылаемые из Иерусалима, повсюду смущали верующих учением о том, что следует продолжать исполнять Закон Моисея даже обращённым из язычников, и при этом “возмутители спокойствия” прикрывались авторитетом апостолов и, в частности, Иакова (Гал 2:12). Более того, они имели при себе некие “одобрительные письма” (2 Кор 3:1) – судя по всему, от того же Иакова. Павел говорит не только о “лжеапостолах” или “апостолах Дьявола”, но – что самое важное! – о лжеевангелиях, Евангелиях “человеческих” (Гал 1:8-9,11-12).

Выявленный “слой Петра” указывает и на несомненное участие в процессе иудаизации Евангелий апостола Симона Кифы или, по крайней мере, круга его последователей (“петристы”). В центральной главе книги “Слой Петра” я подробнейшим образом обсудил тему возможного участия “петристов” в широкомасштабной работе по редактированию евангельских рукописей.

Однако мы ничего не знаем о датировке составления первых текстов Евангелий. Все попытки их датировать произвольны и по большому счету ни на чём не основаны. Нет смысла опираться даже на широко распространённое мнение о создании Марка ок. 60 г. и на этой ложной основе делать другие ложные заключения. В своей аргументации, и без того слабой, учёные, как правило, исходят из анализа канонических редакций и каких-то допущений. Но эти редакции могут быть поздними в сравнении с тем, что Евангелия могли из себя представлять на начальной стадии. Недопустимо не учитывать разницу между протоканонической и окончательной версиями, а тем более отрицать саму возможность поэтапного процесса составления и редактирования Евангелий. Есть сторонники ранних, есть сторонники поздних датировок. Другие настаивают на той точке зрения, что христианство изначально представляло собой только устную традицию. Как и всё прочее, взятое с потолка, и эта теория, конечно, имеет своё право на существование. Но даже при том, что характер проповеди апостолов, видимо, действительно носил ярко выраженный харизматический, но никак не книжнический оттенок, теория устной передачи не менее слаба и плохо аргументирована. Agrammatoi и idiotai Деян 4:13, как и “простые рыбаки”, не могут исключить возможности существования людей образованных, умеющих писать. Находки рукописей, среди которых обнаружены, например, Логии Фомы (неверно названные Евангелием Фомы), возможно, имеют очень раннее происхождение. Как факт крайне неудобный многими это отрицается без достаточных поводов. Не будем забывать и об источнике логий Q, имеющем вполне конкретные исторические очертания, появившемся до составления Матфея и Луки. Тот же Лука говорит, что к моменту написания им своего Евангелия “уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях”. Сказать, что “многие” – это только Марк и Матфей (при условии, что последний уже был написан до Луки, что еще совсем не стопроцентный факт[6]), было бы явным преувеличением. Тем не менее в первые десятилетия после Голгофы записи речей и деяний Иисуса, если и имели хождение, то лишь в разрозненных списках, не представляя собой единого законченного целого. Об этом свидетельствуют данные, сообщаемые Папием Иерапольским о Евангелии Матфея[7], что теорию Каганца подрывает.

Если допустить возможность именно централизованной и спланированной единовременной акции по подделке Евангелий и распространению их расширенных редакций, то это, на мой взгляд, не могло произойти позднее 70 г. – даты разрушения Иерусалима и Храма. Вряд ли что-то подобное было сделано в послевоенном хаосе. Сама точка опоры для этого исчезла. Для обоснования данной концепции необходимо доказать, что уже до 70 г. имелся некий кем-то ратифицированный кодекс христианского священного писания в виде четырёх Евангелий. Надо ли говорить, что подобного “новозаветного” сборника в то время существовать не могло? Никакого “Четвероевангелия”, на чём настаивает в своих ошибочных исходных предпосылках И. Каганец, не обращалось в церковном употреблении вплоть до второй половины – конца II в.

Что касается Синедриона, то вряд ли иудейская жреческая верхушка была так уж сильно озабочена христианской проблематикой накануне и, тем более, во время Иудейской войны, когда само существование иудеев как нации и их религиозного культа сильно колебалось под ударами римских легионов. Во всяком случае, нам абсолютно нечем подтвердить гипотезу спланированной и централизованной редакции Евангелий под руководством профессиональных иудейских писцов, якобы спонсированных Синедрионом с целью развала христианской церкви изнутри. Заинтересованность Синедриона в этих процессах не подтверждается и данными Талмуда, который фиксирует только враждебное отношение ортодоксальных иудеев к христианству и Иисусу без попыток интегрировать их в иудаизм.

Суть теории Каганца состоит в том, что апостолы намеренно закодировали всю важную информацию об Иисусе в четырёх различных по содержанию Евангелиях для того, чтобы предотвратить будущую попытку со стороны иудеев исказить их. Таким оригинальным способом евангелисты будто бы стремились донести до наших дней подлинную проповедь Иисуса, которую мы, с помощью компьютерных технологий, можем только в наше время восстановить в изначальном виде.

Но в опыте своей реконструкции Каганец пользуется далеко не только компьютерной обработкой. PC меньше всего решает у него проблему разночтений в Евангелиях и способствует выявлению в них вторичного иудейского субстрата. Доминирующая роль как раз отводится экзегетическому методу, не всегда надёжному, и прочим отвлечённым малонаучным умозрениям. В этом можно убедиться, прочитав его беспрецедентное толкование на притчу о пшенице и плевелах, на котором и строится вся концепция. Иногда Каганец выкидывает стихи только на том основании, что они “темны” по содержанию и ему лично непонятны. Порой он обнаруживает элементарное незнание традиций. Например, он приписывает Филону-иудею изобретение учения о Логосе и по этой причине исключает его из первых глав Евангелия Иоанна как позднюю вставку, тогда как хорошо известно, что данное учение было заимствовано Филоном из египетских текстов и сочинений древнегреческих философов; оно также встречается уже в кумранских рукописях (см. 1Q S, XI:11) и у назореев, то есть получило известность всяко до Филона. Главная же трудность состоит в том, каким образом апостолы узнали о готовящейся со стороны иудеев редакции еще ненаписанных повествований о Спасителе и введении в наш век компьютерных технологий? Это им явно не было известно, если только не опираться на всякие домыслы, будто Бог открыл апостолам событие изобретения в отдалённом будущем компьютеров. Так что наверняка ученики Христа ничего специально не кодировали и, тем более, не создавали никакого мифического канона “Четвероевангелия”.

 Другой фундаментальный недочёт Каганца – утверждение, будто Евангелия были написаны на греческом языке, тогда как доказано, что они являлись всего лишь переводной литературой с арамейских первоисточников. Соответственно, такое филологическое заблуждение указанного исследователя может способствовать неправильному подходу при реконструкциях и объяснении причин появления иудейских вставок и искажений.

Посему, при всём уважении к автору и его разнообразным интересным текстологическим комментариям, я не могу признать его теорию и методику строго научными. Они не основаны на “критике форм” и “истории редакций”, они не учитывают всего накопленного многими поколениями текстологов опыта научного изучения новозаветных текстов. И это при том, что Каганец не только не владеет древними языками и не имеет доступа к манускриптам для осуществления на должном уровне той работы, которую он проводит по унификации Евангелий, но и не располагает необходимым объёмом узкоспециальной литературы по вопросу, к сожалению, доступной пока в основном на иностранных языках. То есть заявленная весьма амбициозная цель не подтверждается наличием необходимых средств. В его случае можно сказать, что, взяв перспективную и интересную тему, он напрочь испоганил её.

Моя же задача гораздо скромнее, и я вовсе не претендую на непогрешимость своих исследований и открыт для критики, можно даже сказать кровно заинтересован в ней. Более того, главной целью моей работы является её более авторитетное продолжение уже специалистами, которые обладают много большим, чем у меня, арсеналом знаний и научным потенциалом, готовые работать в ариохристианском ключе, развивая дело, начатое германскими теологами в 30-х гг. прошлого века по деиудаизации христианства. И уж тем более, в отличие от Каганца, я не собираюсь воссоздавать некий непогрешимый текст очередного “священного писания”, что вообще противоречит концепции ариохристианства.

Я утверждаю, что иудаизация Евангелий безусловно имела место, но происходила скорее всего в других условиях, осуществлялась на иных принципах и имела совсем другие предпосылки нежели те, которые предлагаются Каганцем. Однозначно само составление Евангелий не было следствием “сговора” учеников Иисуса с целью наилучшей сохранности предания. Этому противоречат данные самих текстов Евангелий.  И совершенно однозначно редактирование Евангелий иудействующими осуществлялось несинхронно, а скорее всего хронологически поэтапно, и лицами, хоть и с общими взглядами, но независимо друг от друга. Это были не иудеи, а именно иудействующие (то есть иудеи либо язычники, обращённые из иудаизма в христианство, но продолжавшие настаивать на актуальности Закона). Причём они явно не были ни ортодоксами, ни профессиональными законоучителями или книжниками, ввиду того что иудейские интерполяции вносились в Евангелия порой очень безграмотно и с весьма поверхностным знанием иудейских традиций. Я полагаю, что нужно оставить некоторый простор для теорий на этот счёт и не зацикливаться на какой-то одной из них.

Весьма правдоподобно Каганец освещает вопрос, каким образом подложные версии получили распространение в той христианской среде, где употреблялись еще неповрежденные копии Евангелий, и почему подлинные манускрипты постепенно стали выходить из употребления. Он предлагает следующее объяснение:

Если в руки читателя попадут два текста Евангелия – короткий оригинал и длинный фальсификат, то этот читатель решит, что в менее коротком варианте по каким-то причинам утрачена часть информации, поэтому постарается дополнить этот оригинал отсутствующими в нём фальшивыми фрагментами. А для того чтобы расширенный вариант был воспринят с доверием, он должен был вмещать в себя оригинальный текст с минимальными искажениями”.

В данном случае автор не оригинален. Подобную схему учёные уже прилагали в отношении “АпостоликонаМаркиона, корпуса Посланий Павла, и (теоретически) к Евангелию от Луки (маркионовой версии), пытаясь решить проблему постепенного замещения старых аутентичных рукописей их новыми кафолическими редакциями. Р. Прайс так описывает эту ситуацию:

Учёным представляется вполне возможным и даже наиболее вероятным, что ранние, краткие (не интерполированные) версии писем Павла, возможно, когда-то существовали и всё же не сумели оставить никаких следов в рукописной традиции. Есть два фактора, различных, но совместимых, которые Аланд, Гэмбл, Цан и их собратья игнорируют. Представляется вероятным, что сначала в процессе раннего неофициального обращения, так же, как в ходе создания местных собраний писем или “нескольких Ur-Corpus'овАланда, писцы, сравнивая пространные версии с более краткими версиями того же самого послания, согласовывали их всегда в пользу более пространного чтения”[8].

Похожее заключение сделала Л. Маури:

Новое собрание получило большой спрос и вскоре вытеснило все остальные издания, всё еще находившиеся в обращении. Но копии писем, в той форме, в которой они циркулировали по отдельности в местном масштабе, выживали здесь и там и прямо или косвенно оставляли свой след в рукописной традиции... Их дополнения текста выжили; их пропуски имели тенденцию исчезать”[9].

Подобно им Дж. Нокс утверждал:

Как только книга была официально принята в определённой форме, старшие формы, лишённые такого церковного одобрения, имели тенденцию исчезать. Рукописи постепенно и довольно быстро приспосабливались к “правильному” тексту. Процесс никогда не становился полным, и, таким образом, у нас есть различные местные тексты, достаточно явно появляющиеся в начале третьего столетия. Они, однако, относительно незначительно отличаются друг от друга; и это верно, но не потому, что автографам так преданно следовали в конце первого и начале второго столетия, а скорее напротив – потому что официальные издания и публикации полностью изгнали автографы (если они еще сохранялись) и их списки с поля”[10].

Хотя данный ход событий по подмене изначальных Евангелий и Посланий Павла весьма вероятен и его вполне можно признать рабочей гипотезой, необходимо сделать некоторые оговорки. Начнём с того, что И. Каганец ограничивает иудейскую правку лишь внешними наслоениями, которые накладывались на оригинал как бы поверх основы, не портя сам оригинал. В своём исследовании я показал, что правка была более глубинной – так что протограф не просто дополнялся, но и часто искажался. Значит доверие к новым редакциям было обусловлено в основном именно их бóльшим в сравнении с первыми рукописями объёмом. Сюда же стоит прибавить и доверие к авторитету церковной иерархии, которая способствовала распространению расширенных копий. Можно заметить, как иудейские вставки нарастают, будто снежный ком, если двигаться по направлению от Марка к Матфею и Луке. В нынешнем корпусе Нового Завета Марк и вовсе теряется на фоне более пространных и сопровождённых различными иудейскими комментариями Матфея и Луки. В церковном сознании Марк имеет факультативное значение. Богословы очень редко ссылаются и пишут комментарии на него. А если и ссылаются, то только в тех единичных случаях, когда Марк даёт уникальные чтения. Так что мы можем наблюдать на практике, как самое короткое Евангелие в каноне утрачивает своё значение в церковной повседневности даже при том, что его место в составе Нового Завета незыблемо.

То, что мы называем вторичным иудаизирующим слоем в Евангелиях, выглядит слишком грубой и неумелой работой, чтобы говорить о “профессионализме” фальсификаторов. Были ли это именно фарисеи, на чём настаивает И. Каганец, – большой вопрос.

Дело в том, что Евангелия носят в себе ярко выраженные антифарисейские полемические черты, то есть это были тексты, изначально составленные в антифарисейской среде. Фарисеи не стали бы исправлять или дополнять такие враждебные себе писания, тем более, без удаления антифарисейского материала. Мало вероятно, чтобы группа обращённых фарисеев, даже из благочестивых побуждений, взялась редактировать текст, который имеет строго антифарисейскую окраску. Фарисеи не отрекались от иудаизма, когда принимали христианство, они пытались как раз интегрироваться в церковь на основе своих прежних религиозных убеждений. И на почве “ревности о Законе” они вступили в острую конфронтацию с Павлом именно из-за того, что он, будучи в их глазах оппортунистом, стоял на позициях отказа от всего “ветхого”. Для таких фарисеев первоначальные Евангелия могли быть только ужасной ересью, которая подлежит искоренению вместе со свитками и их “богохульным” содержимым. Да и в основном интерполяции не носят признаков, типичных именно для этой иудейской секты. Нужно учесть, что некоторые фарисейские обычаи и учения совпадали с ессейскими – в частности, доктрина воскресения мёртвых (см. 4Q 521).

Тот же аргумент можно распространить и на саддукеев.

Но если не фарисеи и не саддукеи, то кто? Остаётся только одна возможность – ессеи. Было обращено внимание, что в Евангелиях почти нет следов обличительных выпадов против ессеев (кроме предположительно двух – Лк 14:3-5 и 16:8[11]). Это заставило некоторых специалистов прийти к выводу, что возможными авторами Евангелий были сами ессеи или какое-то из их ответвлений – во всяком случае, явно те, кто находился под влиянием их учений и экзегетических приёмов. Для ессеев антифарисейский ригоризм был актуален; в данном случае всё совпадает.

В евангельском повествовании ессеи находятся явно в тени, и нигде о них не говорится как о преследователях или идейных противниках движения Иисуса. В качестве возможного скрытого указания на ессеев, впрочем, приводят упоминание неких “иродианМф 22:16 = Мк 12:13, Мк 3:6. На странно, что эти “иродиане” действуют заодно с саддукеями и фарисеями, что полностью исключено, если бы это были ессеи. Так что если они тут упомянуты, то явно в неподходящем контексте. С другой стороны, очевидный ессейский контекст просматривается в описании деятельности Иоанна Крестителя, а значит с самого начала мы сталкиваемся с указанием на околоессейскую среду как источник происхождения христианства. Теперь известно, что Иоанн не принадлежал к ессейской секте, а был лидером гностической общины назореев. Тем не менее у ессеев и назореев было много общего во взглядах на иудаизм, так что их случайное смешение вполне объяснимо.

Большинство интерполяций, внесённых иудействующими в Евангелия, носят характерные черты метода пешер, который применялся при изъяснении ветхозаветных текстов ессеями. Его отличительным свойством являлся т. н. “метод аккомодации”, иначе называемый “континуальное толкование”. Суть метода состоит в механической адаптации текста писания комментатором под современные ему события, что получило отражение в целом ряде кумранских свитков. При таком подходе толкователь не пытается проникнуть вглубь смысла того или иного библейского отрывка, для него определённый интерес представляет лишь сама схема аналогий и фразеология фрагмента. Такой метод абсолютно нехарактерен для фарисеев, но зато зафиксирован в качестве экзегетического приёма у ессеев и в Евангелиях.

Ессеи были теми, кто постоянно спекулировал писаниями библейского и парабиблейского содержания. Мессианская традиция ессеев даёт богатый материал для идентификации и анализа евангельских источников. Следы аккомодации и типологического толкования имеются в ряде мест Евангелий, которые можно заподозрить в иудаизирующем искажении. Прежде всего, это приложение пророчества Ис 7:4 к событиям, описанным в Мф 1:18-25, ссылка на Ион 2:1 в Мф 16:4, аллюзии на Суд 13:5 в Мф 2:23 и на Ис 6:9-10 в Мк 4:12, цитация Пс 81:6 в Ин 10:34 и многие другие места[12]. Часто там, где цитируются ветхозаветные писания, имеет место континуальное или типологическое толкование, столь характерное для ессеев. Между прочим, это подметили еще гностики, за что получили порицание от Иринея Лионского[13]. Так что духовная среда ближайших учеников Иисуса, вполне возможно, своими корнями уходила в секты ессейского и гностико-назорейского толка. Сами апостолы не были евреями, но через эти общины могли усвоить некоторые иудейские воззрения с элементами религиозного синкретизма. Для этой среды как раз было свойственно негативное отношение к иерусалимскому кровавому культу, храмовой жреческой касте и вообще к традиционному иудаизму, а также спиритуалистическое переосмысление всей ветхозаветной традиции (что затем широко применялось в православно-кафолической церкви). Типично ессейское место можно увидеть, например, в параллели Мф 22:34-40 = Мк 12:28-34 = Лк 10:25-28, где выражается характерное для ессеев сужение Закона до выполнения двух заповедей при игнорировании его ритуальной части. Всё это и получило полное выражение в Евангелиях с формальным сохранением некоторых архетипических мифологем, образов и ономастики яхвизма. Нет никакой другой среды, которая могла бы осуществить в Палестине или за её пределами такую реформу, чтобы приспособить учение Иисуса к иудаизму.

Естественно, если принять версию о поэтапной редакции и кодификации Евангелий, то нельзя исключать и фарисейского влияния на текст, равно как и со стороны других неизвестных сектантов, но таковое влияние не могло быть фактором тотальным и определяющим – это однозначно[14]. Равно как и нет – вновь подчеркнем это! – серьёзных оснований говорить о централизованной единократной спланированной акции по интерполированию Евангелий в кулуарах партии фарисеев и саддукеев под руководством Синедриона. Для такого вывода просто недостаточно ни исторических, ни чисто текстологических доказательств.

Передача текста в процессе редактирования и кодификации – это очень сложный и длительный процесс, в котором могли участвовать самые разные фракции, группы, течения и отдельные лица, руководствующиеся неодинаковой мотивацией, и здесь необходим крайне осторожный подход в окончательных выводах и формулировках рабочих гипотез. Именно к этому я призываю всех тех, кто в дальнейшем будет заниматься подобными проблемами, дабы избежать выдёргивания плевел вместе с пшеницей, а лучше сказать – безжалостной вырубки топором целого леса, не различая достоинства и состояния деревьев. Такой метод приведёт лишь к опустошению и тупику. Слишком простые схемы здесь не годятся и вызовут только разгромную критику с постановкой неудобных вопросов, на которые очень трудно будет найти адекватные ответы. Принципы “реставрации” Евангелий должны быть основаны на позитивном методе тщательного анализа и обработки текстов, с учётом уже накопленного опыта рациональной библейской критикой.

 

 2010-2016,2020 © Л. Л. Гифес

 

 


 

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] См.: Каганец И. Пшеница без плевел: Хрестово Евангелие без вставок и искажений. Киев. 2005.

[2] Подробно все эти процессы рассмотрены мной в главе: Л. Л. Гифес. Ариохристианская экзегетика библейских писаний. Этнокультурный и исторический контекст. / Основание иудеохристианства. Истоки “ереси жидовствующих”.

[3] Там же.

[4] Иосиф Флавий. Иудейские древности. XX, 9(1),200-203.

[5] Деян 8:1, вероятно, испорчен и следует читать “все апостолы рассеялись…” вместо  “все, кроме апостолов, рассеялись”. Если бы было иначе, то апостолам пришлось бы управлять не паствой, а самими собой. Между тем, это противоречит утверждению книги Деяний и др. историческим фактам, что община Иакова продолжила существование в Иерусалиме вплоть до 70 г., а апостолы появлялись там лишь эпизодически, не без риска для жизни.

[6] Во всяком случае, Лука не обнаруживает знания ни родословия Матфея, ни рассказа Матфея о рождестве и детстве Иисуса, а также многого другого, чем оперирует Мф. Лука явно не знал “Нагорной проповеди” в том составе, как это представлено у Мф.

[7] Согласно этому свидетельству Матфей не писал в жанре Евангелия, а составил лишь логии, которые затем переводились и были оформлены как Евангелие за счёт включения дополнительного материала из других источников. – Евсевий Кесарийский. Церковная история. III, 39.16.

[8] Robert M. Price. The Evolution of the Pauline Canon. // Hervormde Teologiese Studies, Vol. 53, Number 1&2 June 1997, p. 36-67.

[9] Mowry, Lucetta. The Early Circulation of Paul's Letters. JBL 63 (1944), 73-86.

[10] Knox, John. Marcion and the New Testament: An Essay in the Early History of the Canon. Chicago: University of Chicago Press. 1942, p. 131.

[11] Но интересно, что в первом случае обличение направлено против фарисеев, хотя закон, на который ссылается Иисус, не был у них в обращении, а соблюдался именно у ессеев (CD XI:13-14). В таком случае возникает вопрос: кто же подставил “фарисеев” вместо “ессеев”? Похоже, это сделали именно ессеи, дабы отвести от себя обвинение. Таким образом, даже в этом свидетельстве очевидный признак ессейской коррекции.

[12] Исчерпывающе они выделены и обсуждены в работе: Тантлевский И. Загадки рукописей Мёртвого моря. СПб. 2012.

[13] См.: Ириней. Против ересей. 3,5-12.

[14] Справедливости ради нужно заметить, что некоторые антиессейские выпады, о которых было сказано выше, можно отнести на счёт редакции как раз фарисеев. Особенно это касается притчи о неверном управителе (Лк 16:1-9), где пропагандируется нечестность и стяжательство. Но слова Лк 14:3-5 могли принадлежать самому Иисусу и не были фарисейской или чьей бы то ни было вставкой.