Л. Л. Гифес. Тайная Вечеря (Мф. 26:17-29/Мк. 14:12-25/Лк. 22:7-20/Ин. 13:1-30)

Тайная Вечеря

(Мф. 26:17-29/Мк. 14:12-25/Лк. 22:7-20/Ин. 13:1-30)

Сейчас нам предстоит поднять несколько важных вопросов в связи с Тайной Вечерей: прежде всего – на основе какой традиции она совершалась, а также решить проблемы запутанной хронологии последних дней Спасителя.

Синоптики утверждают, что ритуальный ужин Христа готовился “в первый день опресноков” по иудейскому календарю (Мф 26:17 = Мк 14:12 = Лк 7:22), причем Мк и Лк делают здесь специальное добавление – “когда заколали пасхального агнца”. Скорее всего мы имеем здесь лишь хронологическое указание времени совершения ритуальной трапезы, последовавшей вечером того же дня (Мф 26:20 = Мк 14:17). По ряду причин, как будет ниже доказано, она не могла быть совершена в самый день заклания пасхальных агнцев. Показания синоптиков в этом смысле вообще не соответствуют действительности и являются откровенным анахронизмом. Марк и Лука подчёркивают, что днём приношения агнца был первый день опресноков. Согласно же уставу Торы, агнец заколался 14 Нисана (после полудня, до захода Солнца), а вовсе не в первый день опресноков, который формально был следующим днём – “праздником опресноков” (Лев 23:5-7; Исх 12:3,6)[1].

Поэтому в хронологии событий последних дней Иисуса следует опираться не на синоптиков, а на Иоанна, который говорит, что Вечеря была совершена “перед праздником Пасхи” (Ин 13:1), а не “в первый день опресноков”. Кроме того, Ин не называет Вечерю Иисуса “Пасхой”, вопреки данным синоптиков, связавших Вечерю с главным иудейским праздником. Синоптическая традиция, следовательно, отражает иудейское представление о том, каков был её характер и назначение. Но характер самой Вечери и совершённых на ней действий не располагают к тому, чтобы увидеть в ней какие-либо черты иудейской пасхальной трапезы [2]. Этот ритуальный ужин воспроизводил то, что евреи ели в ту ночь, когда вышли из Египта (Исх 12:39). Вина они тогда не употребляли, поэтому вино не должно присутствовать в иудейском пасхальном седере (не говоря уже о том, что оно является продуктом брожения, а любой продукт брожения согласно Втор 16:4 должен быть удалён, начиная с 14 Нисана). Традиция возношения “четырёх чаш” на иудейском седере, очевидно, возникла в позднейшее время и является нарушением предписаний Торы. Современный чин седера сложился только к VII в. н. э. Почему-то ритуал возношения чаш безосновательно считается древним установлением, хотя тема его происхождения в поучениях раввинов табуирована.

Ин 18:28 содержит ясное указание, когда именно члены Синедриона должны были есть Пасху, а именно – в пятницу вечером. Значит, по Иоанну, 14 Нисана выпадало на день пятницы, сутками позже Тайной Вечери. Еще Штраус подметил, что замечание Луки о женщинах, остававшихся в покое в субботу по заповеди (Лк 23:56), опровергает собственное свидетельство синоптиков о казни в первый день Пейсаха, поскольку такой день по значению приравнивался к субботам, следовательно “женщины эти не дерзнули бы ни в этот, ни в последующий день (субботу) заниматься приготовлением мастей”[3]. Если же женщины соблюдали покой, только начиная с субботы, значит распятие и Вечеря были совершены до первого дня Опресноков.

Сразу три евангелиста (Мк 14:54 = Лк 22:55 = Ин 18:18) сообщают о том, что слуги во дворе первосвященника развели огонь. Но разведение и поддержание огня являлось нарушением святости праздничного дня, следовательно, это происходило до начала Пейсаха.

Иоанн представляет более достоверные данные, разводя трапезу Христа с пасхальным ужином по иудейским канонам [4]. Отсутствие важнейших элементов иудейского седера, прежде всего закланного агнца, а также евангельское описание ритуала доказывают, что Тайная Вечеря не могла быть связана с Пейсахом [5].

Нижеследующая сравнительная таблица пасхальной хронологии синоптиков и Иоанна покажет анахронизмы, возникающие у синоптиков в том случае, если бы Тайная Вечеря совпадала по времени с иудейским седером. Дни недели в таблице соответствуют времени с начала дня, как это принято у нас. Даты иудейского календаря соответствуют времени с начала вечера, как это принято у иудеев.

дни	время	Мф, Мк, Лк	Ин
четверг		14 Нисана	13 Нисана
	день (6.00-18.00)	заклание иудеями агнцев, Пейсах, Опресноки
		15 Нисана	14 Нисана
	вечер/ночь (18.00-6.00)	*Тайная Вечеря,* иудейский седер	*Тайная Вечеря*
пятница	день (6.00-18.00)		заклание иудеями агнцев, Пейсах
		16 Нисана	15 Нисана
	вечер/ночь (18.00-6.00)		иудейский седер, Опресноки(?)
суббота	день (6.00-18.00)

Точкой отсчёта служит вечер четверга, когда состоялась Тайная Вечеря как по синоптикам, так и по Ин. Разночтение между ними заключается в датировке заклания пасхальных агнцев в Храме и соответственно иудейского седера. Пасхальное жертвоприношение согласно иудейским законам совершалось в промежуток после полудня до захода Солнца (Мишна. Песахим 5.1,3; Вав. Талм. Песахим, 98а; Исх 12:6; Втор 16:6). Седер следовал за ним после захода Солнца в ночное время (Исх 12:8, ср. Исх 12:10,23:18,34:25). Если принять версию синоптиков, что приготовление к Тайной Вечере происходило именно тем днём, когда иудеи заколали агнцев и когда уже настал день опресноков, то, следовательно, Пейсах (14 Нисана) должен был выпадать на день четверга, тогда как по Ин – на день пятницы. Если отталкиваться от хронологии Ин, которая является безусловно достоверной, то тогда Пейсах у синоптиков падал на 13 Нисана, что противоречит всем историческим данным и установлениям касательно времени заклания иудеями пасхальных агнцев в Храме и совершения ими седера. Данный анахронизм выделен в таблице серым фоном.

Православная церковь в понимании этой проблемы базируется на представлении о том, что Иисус намеренно перенёс празднование Пейсаха на день раньше, чтобы самому стать “пасхальным агнцем”. Но это равносильно тому, что Он нарушил важнейшие законы Торы.

Иудейские законы (на основании Втор 16:7) категорически запрещали праздновать Пейсах и вкушать агнца вне стен Иерусалима и храмовой горы, причём ворота всегда запирались до утра и охранялись стражей. С одной стороны, Иисус с учениками действительно совершают трапезу “в городе” (хотя прямо не сказано, что это Иерусалим). Но с этих позиций выглядит совершенно необъяснимым и вряд ли возможным последующий их ночной выход в Гефсиманию, на гору Елеон. Если же всё-таки они покинули Иерусалим после ритуального ужина, то это только лишний раз доказало бы, что он был совершён еще до начала Пейсаха или вообще в другом месте.

Поскольку Мк 14:13 = Лк 22:10 упоминают проводника, несущего кувшин с водой, который привёл учеников к горнице, это дало повод кумрановедам заключить [6], что место трапезы наиболее вероятно могло располагаться в ессейском квартале Иерусалима. Обычно кувшины с водой носили только женщины. Мужчина, несущий кувшин с водой, возможно, был ессеем, поскольку эта особенность выделяла члена соблюдающей целибат ессейской общины. Однако хорошо известно, что ессеи не совершали вообще пасхальных ритуалов, поскольку считали, что Иерусалимский храм осквернён, и в нём нельзя приносить жертвы [7], а без заклания агнца в храме не может быть совершён Пейсах. К этому нужно прибавить еще и тот факт, что ессеи вообще отказывались приносить Богу кровавые жертвы. Против их совершения выступал и Иисус [8]. В этой связи весьма интересно сообщение Иосифа Флавия, который пишет, что ессеи

“не совершают жертвоприношений из-за различий (с иудеями) признаваемых ими очистительных обрядов, и поэтому, не имея доступа в общее святилище, они выполняют жертвенные обряды сами по себе”.

Согласно Филону, жертвой ессеев было не всесожжение и кровь животных, а “благочестивый образ мыслей”[9].

Если опираться на кумранские находки, а также на свидетельства Иосифа Флавия и Филона Александрийского, то выходит, что у Вечери Иисуса обнаруживается нечто общее с трапезами ессеев и терапевтов. На этих ритуальных трапезах ессеи и терапевты, облачённые в белые одеяния, употребляли молодое вино и хлеб. Трапезе ессеев предшествовало ритуальное омовение. В четвёртом Евангелии это выражено в качестве умовения ног ученикам. Согласно кумранскому Уставу жрец благословлял хлеб и вино перед началом трапезы (1Q S, VI:4-5), а “Текст двух колонок” рассказывает об эсхатологической трапезе, возглавляемой Помазанником с участием не менее десяти человек (1Q Sa, II:12-21).

Эсхатологическая трапеза ессеев не имела отношения к ритуалам иудейского Пейсаха. Впрочем, текст “Текст двух колонок” не совсем подходит как образец, по которому совершалась Тайная Вечеря. Но это не значит, что она не могла совершаться сходным с ессеями и терапевтами образом. Например, Филон свидетельствует, что терапевты на ритуальных трапезах употребляли квасной хлеб в противоположность иудеям [10]. Филон также отмечает, что трапеза терапевтов была строго вегетарианской, будучи “чиста от мяса с кровью”[11].

Иисус, имея много общего с терапевтами, назореями и ессеями, при совершении Вечери, на мой взгляд, руководствовался всё же более архаичной практикой языческих культов. Главным элементом такой трапезы было причащение плотью и кровью божества под видом хлеба и вина, следов чего в чинах ессеев и терапевтов мы не находим. Вечеря Иисуса в гораздо большей степени роднит её с мистериями Митры, Диониса, трапезами Аттиса и Кибелы, где существовал подобный ритуал причащения, а также с таинствами Египта и особенно с мезоамериканскими культами. Платон сообщает о причащении в Атлантиде кровью и плотью жертвенного быка, символизировавшего божество.

Причём важно подчеркнуть, что само по себе приобщение кровью входит в полное противоречие с запретом Торы употреблять в пищу какую-либо жертвенную кровь (Лев 3:17; 17:12,14; Втор 15:23). Свою кровь Иисус назвал “кровью Моего Завета”. Поэтому причащение Его кровью могло расцениваться как ритуально-магическая замена вкушения Его жертвенной крови, пролитой на кресте (позорном для иудея столбе), идентичная ей, как это собственно и понималось всегда в христианстве. С точки зрения иудаизма это было явным богохульством и откровенным нарушением Закона Моисеева, тем более что эта кровь была кровью человека. Ритуальное приобщение крови и плоти Мессии не вписывалось ни в какие мессианские каноны евреев и восходило к древним языческим весенним земледельческим культам плодородия, которые иудеи называли “мерзостью”.

Судя по всему, Вечеря состоялась на весеннее равноденствие, когда у германских народов наступает праздник весны Остара, у кельтов называемый Mean Earraigh (Ман Ари), праздник птиц, у славян – Комоедица (Масленица). Его атрибутами являются дрожжевой хлеб, “венок Остары”, а также крашеные яйца, расписанные в честь германской богини любви и плодородия, которая известна также под именами Ausos и Isosa (у кельтов)[12]. Крашеными яйцами ежегодно с наступлением весны обменивались и в Египте. Их подвешивали как священные символы возрождения в египетских храмах.

Следовательно, весеннее равноденствие в год распятия Христа должно было случиться примерно за день до иудейского Пейсаха. В 30 г. н. э. 14 Нисана наступало как раз где-то через день после весеннего равноденствия. Вполне возможно, что описываемые в Евангелиях события следует датировать этим годом по нашему счислению (в современной библеистике это признано наиболее вероятной датой [13]). То, что Иисус совершал вовсе не иудейский Пейсах, а весенний праздник Остары, косвенно засвидетельствовано в западнохристианском предании называть Пасху словом Easter[14]. Easter – это англосаксонский вариант имени богини Остары.

* * *

В Ин отсутствует какое-либо упоминание о причащении кровью и плотью Христа на Тайной Вечере. Вместо этого приводится рассказ об умовении ног, причём подчёркивается, что это и есть причастие (Ин 13:8). Можно ли себе представить, чтобы евангелист Иоанн “забыл” об установлении “таинства евхаристии” на Тайной Вечере или решил заменить его иным обрядом? Данное расхождение весьма существенно и заставляет поставить ряд вопросов.

В Ин сообщается множество событий менее значимых, которые имеют параллели у синоптиков. Поэтому непонятно – если учреждение евхаристии в действительности имело место на Тайной Вечере, то почему Иоанн не написал о ней? Но он не только ничего не говорит об этом, но и упоминает другое установление – умовение ног, о котором, в свою очередь, якобы совершенно “забывают” остальные евангелисты. Это довольно странно, если и то, и другое события имели место. Учитывая важность установления евхаристии, пропустить её описание значило бы передать Евангелие в урезанном виде. Это всё равно, что рассказать о распятии, но “забыть” о воскрешении Христа.

Итак, Иоанн не знает евхаристии, а прочие евангелисты ничего не слышали об умовении ног. Налицо две традиции и два понимания причастия. Где же правда?

Дело в том, что евхаристия, а точнее упоминание о причащении кровью и плотью, в Ин намеренно кем-то была вынесена за скобки Тайной Вечери. В Ин 6:53-56 Спаситель проповедует o Heбесном Хлебе задолго до неё. Причём, в 6:60,66 подчёркивается, что это соблазнило “многих учеников”, и с тех пор они “отошли от Него”. В рассматриваемом Евангелии причащение кровью и плотью превращается в метафору, в некий мистико-идеальный образ, в то время как у синоптиков это – таинство (магический акт), реализованное за ритуальным ужином в преддверии страдания Иисуса.

Экзегеты от иудеохристианства утверждают, что проповедь о Небесном Хлебе была произнесена для того, чтобы приготовить апостолов к принятию мысли о приобщении крови и плоти, так сказать, “приучить” к ней. Но если было приготовление, то должно было быть и само действие. К чему Иисус готовил слушателей, если евхаристия не состоялась? Таким образом, получается, что евангелист, рассказав о “приготовлении”, “забыл” рассказать о мистерии причащения.

Всё, что можно сказать по этому поводу, это выдвинуть предположение, что некий редактор – возможно из числа тех, кого “соблазняли” подобные речи Христа – просто вывел слова о плоти и крови за рамки Тайной Вечери и перенёс в совершенной иной контекст, причём с оттенком осуждения. Теоретически это могло быть сделано иудействующим переписчиком. Вероятно, именно приверженцы иудейских законов не могли согласиться с тем, что приобщение плоти и крови больше, чем просто метафора, поскольку вкушение крови и плоти человека, как я выше уже констатировал, иудаизмом строго запрещалось в любом качестве. В синоптических Евангелиях ничего похожего на проповедь Ин 6:53-56 нет, так что была ли она на самом деле, это большой вопрос.

Однако возможна и другая точка зрения. Смысл диалога Спасителя с “соблазнившимися” состоял по Ин в том, что Иисус осудил их за непонимание духовности образа вкушения плоти и крови “Сына Человеческого” (Ин 6:63). Отсюда идёт сравнение с манной Моисея (Ин 6:58), чем делается недвусмысленный намёк на то, что плоть Христа не имеет никакого отношения к тленному хлебу и принципиально отлична от него. Поэтому нельзя вовсе исключить оригинальность речи 6:47-63 о “хлебе жизни”, кроме стихов 51b-58, так как в них введён термин τρώγων (букв. ‘жевать’), свидетельствующий о телесном поглощении материальных субстанций, в то время как оригинальный текст 50-51a использует термин φάγῃ (‘вкушать’), указывающий на метафизическое причастие [15]. Рассматриваемая речь, таким образом, не обязательно могла появиться в Евангелии в качестве вставки иудействующего редактора. Она просто отражала альтернативный подход автора, поскольку всё четвёртое Евангелие представляет другую традицию понимания Христа. Экзегеты как будто не замечают (а на самом деле лукавят), что Ин гл. 6 носит полемический антисиноптический характер, евхаристия Тайной Вечери в ней осуждается и отвергается. Но согласно синоптикам именно через физический хлеб произошло вкушение тела Господа.

* * *

Теперь обратимся к текстологии Лк. Если посмотреть на евхаристический канон у Лк, то сразу видно, что у него перемешаны две традиции, поэтому он даёт две формулы возношения чаши. Это явствует из того, что Иисус здесь поднимает чашу дважды и произносит две сопровождающие фразы, одна из которых звучит так:

И взяв чашу, возблагодарив, сказал: примите её и разделите между собой… (Лк 22:17).

Упоминания крови в этой формуле нет. Но далее говорится о хлебе как о теле:

Это тело Моё, которое за вас предаётся, сие творите в Моё воспоминание (ст. 19).

Второй части второй фразы формулы больше нигде нет у евангелистов. Этой традиции никто, кроме Луки, не знает. Её откровенно антииудейский характер (воспоминание Иисуса вместо воспоминания Исхода) инициирует обоснованное подозрение в том, что она была изъята из первоначального текста в ходе редактирования других Евангелий.

Факт наслоения двух традиций у Луки подтверждается дальнейшим. После возношения чаши и хлеба Иисус опять возносит чашу и говорит другую формулу, где уже фигурирует тема крови.

И чашу также после того, как поужинали, говоря: эта чаша – Новый Завет в крови Моей, за вас проливаемой (ст. 20).

Но стоп! Чаша-то уже вознесена и слова уже были сказаны! Однако в них не говорилось о крови. Понятно, что поднятия чаши второй раз “после ужина” не было, тем более в Мф и Мк это не подтверждается. Они свидетельствуют, что возношение чаши и хлеба с произнесением евхаристической формулы произошло во время самой трапезы – “когда они ели” (Мф 26:26 = Мк 14:22), а не “после того, как поужинали”.

Явно видно, что редакция Луки претерпела иудаизацию, дабы не возникло никаких намёков на нарушение Торы. Поэтому в первой формуле нет слов о крови вообще, а во второй она изменена с “это кровь Моя [Нового][16] Завета” (Мф 26:28 = Мк 14:24) на “эта чаша есть Новый Завет в Моей крови” (Лк 22:20). Иудейский редактор Луки хочет подчеркнуть, что вкушения крови, строго запрещённого Торой, не было. Поэтому чаша превращается у него в “Новый Завет”, заключённый через кровь Христа, которую Ему еще только предстоит пролить на кресте, и ученики, следовательно, приобщаются не самой кровью, которая не пролита, а чашей Нового Завета (которая станет таковой лишь в перспективе); в то время как подлинные параллельные места Мф и Мк чашу называют именно “кровью”, утверждая, что ученики уже приобщались “кровью Завета” на Вечере. Тем не менее слова о “плоти” в Лк остались нетронутыми.

Можно объяснить версию Луки стремлением представить картину наибольшего соответствия с иудейским седером. Дело в том, что на седере сначала благословляется чаша, а уже потом преломляются опресноки. Именно с благословения чаши начинает Лука рассказ о Вечере (Лк 22:17), в то время как Мф и Мк начинают с благословения хлеба (Мф 26:26 = Мк 14:22). Если убрать явно вставной отрывок Лк 22:15-18 (он отсутствует и в версии Маркиона) и 24-30, то в таком случае рассказ Луки будет почти в точности соответствовать аналогичному изложению у Мф и Мк.

Мф 26	Мк 14	Лк 22
²⁰ Когда же настал вечер, возлежал с двенадцатью.	¹⁷ И когда настал вечер, приходит с двенадцатью.	¹⁴ И когда настал час, возлёг, и апостолы с Ним.
		¹⁵ И сказал им: “Желанием восхотел Я съесть эту пасху с вами прежде, чем Мне пострадать; ¹⁶ ибо, говорю вам: нет, не съем её, доколе не исполнится в Царстве Божьем”. ¹⁷ И взяв чашу, возблагодарив, сказал: “Возьмите её и разделите между собой; ¹⁸ ибо говорю вам, что не буду пить отныне от плода лозы виноградной, доколе Царство Божье не придет”.
²⁶ И когда они ели, Иисус, взяв хлеб и благословив, преломил и, дав ученикам, сказал: “Возьмите, съешьте, это тело Моё”.	²² И когда они ели, взяв хлеб, благословив, Он преломил и дал им и сказал: “Возьмите, это тело Моё”.	¹⁹ И взяв хлеб, возблагодарив, преломил и дал им, говоря: “Это – тело Моё, за вас отдаваемое;
		это делайте в Моё воспоминание”.
²⁷ И взяв чашу и возблагодарив, дал им, говоря: “Выпейте из неё все,	²³ И взяв чашу, возблагодарив, дал им; и испили из неё все.	²⁰ И чашу также
		после ужина,
²⁸ ибо это кровь Моего Завета, за многих изливаемая	²⁴ И Он сказал им: “Это – кровь Моего Завета, изливаемая за многих.	говоря: “Эта чаша – Новый Завет в крови Моей, за вас изливаемой”.
во оставление грехов.
²⁹ Говорю же вам: не выпью отныне от этого плода винограда до того дня, когда буду пить его с вами новым в Царстве Отца Моего”.	²⁵ Истинно говорю вам: уже не выпью от плода винограда до того дня, когда буду пить его новым в Царстве Божьем”.

В заключение необходимо подчеркнуть, что ритуал умовения ног не связан с семитской традицией, как принято считать. Эта практика восходит к Египту, как и многое другое в Евангелиях. В древнеегипетской мифологии и философии символ очищения и омовения сердца (разума) представлен изображением ног, омываемых водой из кувшина. По-египетски такое омовение называлось “аб”. Этот ритуал и совершил Иисус на Тайной Вечере, и тоже связал его с духовным очищением. В Египте поблизости от храмов располагались священные бассейны, символизирующие первобытные воды Океана Нун. Входящий в храм должен был сначала совершить омовение в этих бассейнах, и уже после этого исполнять ритуалы поклонения. Возле некоторых бассейнов стояли изваяния Хепри – солнечной ипостаси Создателя Ра. Подобно тому как Хепри поднимался на восходе и создавал новый день, священное омовение было знаком обновления жизни, нового духовного пробуждения [17].

Главные выводы, которые следует сделать из этой главы, следующие:

1) Тайная Вечеря не имела никакого отношения к иудейским обрядам Пейсаха и состоялась за день до него.

2) Она совершалась по древним языческим ритуалам.

3) Наиболее достоверную информацию об установлении формулы евхаристии сообщают Мф и Мк, в то время как Лк искажает её, а Ин вовсе исключает из соображений несоответствия данного установления с Законом Моисея.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] См. обсуждение проблематики: Штейн Р. Тайная Вечеря. // Иисус и Евангелия. Словарь. М. ББИ. 2003, стр. 659-660.

[2] Это хорошо понимали, в отличие от большинства богословов, наиболее просвещённые и честные толкователи Евангелия. Среди них Ф. Фаррар, автор знаменитой книги “Жизнь Иисуса Христа”. Вот что он писал насчёт обрядовой стороны Тайной Вечери: “Общий характер Вечери, как она передана евангелистами, – омовение при этом ног, отсутствие всякой поспешности, не согласуются с мыслью и характером празднования еврейской Пасхи. Мы не видим на ней даже тех блюд, которые составляли необходимую принадлежность праздника: ни мероим — горьких трав, ни харосеф — блюда из фиников, винограда и уксуса, ни гагада, или возвещения... Отсюда мы заключаем, что Тайная Вечеря не была еврейской Пасхой”. – Фаррар Ф. Жизнь Иисуса Христа. М. 1991, с. 367-369.

[3] Штраус Д. Жизнь Иисуса, стр. 427.

[4] Современная иудеохристианская библеистика, к сожалению, отрицает возможность того, что синоптические данные являются следствием иудейской редакции. Ведь иначе полностью рушится постулат об иудействе Христа и строгом выполнении Им Торы. Такой вектор исследований негласно попал под запрет, наряду с другими далеко идущими выводами – прежде всего, об игнорировании и попрании Им иудейского Закона.

[5] Подробнее см.: Л. Л. Гифес. Ариохристианская экзегетика библейских писаний. Этнокультурный и исторический контекст. / Была ли Тайная Вечеря иудейским Пейсахом?

[6] Чарльзуорт Дж. Иисус и свитки Мертвого моря. Что нам удалось узнать за 50 лет? // “Мир Библии”, 2000, № 7, стр. 39-57.

[7] Ессейский текст Codex Damascus гласит: “Все, кто введён в Завет, пусть не вступают в храм, чтобы впустую не зажигать жертвенник его. И пусть они будут закрывателями двери” (СD VI, 11-14).

[8] “Я пришел отменить жертвоприношения. Если вы не оставите жертвоприношений, гнев Божий не оставит вас”. – Евангелие от эбионитов (сохранившиеся отрывки).

[9] См.: Елизарова М. Община терапевтов. М. 1972, стр. 84.

[10] Там же, стр. 81-82.

[11] Там же, стр. 83.

[12] Nocticula Tezi. Остара

[13] См.: Хенгель М., Швемер А. Иисус и иудаизм. М. 2016, стр. 565.

[14] Wiki/Easter.

[15] Подробное обсуждение этой темы см.: Гифес Л. Л. Сравнительная текстология и реконструкция Евангелия “возлюбленного ученика”. Первичный слой и позднейшие иудаизирующие искажения. / Хлеб жизни и евхаристия.

[16] Древние рукописи не подтверждают наличие слова Новый в данном стихе, что служит указанием на то, что Иисус установил свой собственный Завет, но не обновил Ветхий Завет.

[17] Эшби М. Христианская йога. Ростов-на-Дону. 2008, стр. 437-438.