Л. Л. Гифес. Искушение в пустыне (Мф. 4:1-11/Мк. 1:12-13/Лк. 4:1-13)

Искушение в пустыне

(Мф. 4:1-11/Мк. 1:12-13/Лк. 4:1-13)

Непосредственно после крещения Иисус отправляется в пустыню для духовного испытания. Там Он встречается с Сатаной, который Его искушает. Важно отметить, что этот подвиг Христа не был Его собственным волеизъявлением, как любят разглагольствовать богословы. За это говорит термин Мк 1:12, определяющий способ, как Он там оказался: ἐκβάλλω (греч. ‘выброшен, извергнут’). Варианты Мф 4:1 и Лк 4:1 (‘возведён, поведён’) являются смягчённой формой, однако же имеют тот же пассивный залог. Иисуса выбрасывает в пустыню Дух, который “почил” на Нём в момент крещения. Слово ἐκβάλλω больше указывает на одержимость нежели на осознанное действие.

Итак, Иисус оказывается в пустыне именно в состоянии одержимости Духом, который руководит Им и направляет Его. Этот эпизод известен лишь синоптикам, а евангелист Иоанн не располагает такими сведениями (или намеренно игнорирует их). Дополнительные подробности сообщают лишь Мф и Лк, но Мк, как и в ряде других мест, лаконичен и ограничивается просто кратким упоминанием события:

Тотчас после сего Дух извергает Его в пустыню. И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый Сатаной, и был со зверями; и ангелы служили Ему (Мк 1:12-13).

Только Мф и Лк сообщают о том, что Иисус соблюдал в пустыне сорокадневный пост, после чего “взалкал”, а по Мк пост не совершался. По-видимому, всё, что связано с аскетизмом Христа – выдумки поздних переписчиков-интерпретаторов. В данном случае кто-то из них поставил задачу провести мнимую параллель между Иисусом и Моисеем, который также постился 40 дней при получении Завета на горе Синай. Но Иисус, очевидно, вообще никогда не постился и показывал тот же пример своим ученикам, которые “ели и пили”, в чем и были обвинены учениками Иоанна Крестителя (Мф 9:14 = Мк 2:18 = Лк 5:33). В отличие от Иоанна Иисус в глазах иудеев был “человеком обжорой и пьяницей (φάγος καὶ οἰνοπότης)” (Мф 11:19 = Лк 7:34).

Искушение Сатаной по Мф и Лк представлено в форме диалога, в котором Сатана побуждает Иисуса совершить тот или иной “греховный” поступок, а Он отвечает цитатами из Ветхого Завета, отвергая все предложения искусителя. Казалось бы – явно иудейская интерполяция. Но не всё так просто. Она имеет настолько очевидный антииудейский подтекст, что это заставляет серьёзно задуматься над тем, кто мог бы сделать данную врезку в текст. Очевидно, это не был ортодоксальный иудей.

Нужно начать с того, что сама встреча Христа с Сатаной в пустыне демонстрирует тот факт, что Сатана обитает именно в том месте, где иудеи всегда стремились встретить своего “Господа”. Иудейский бог – это прежде всего бог пустыни, где ему совершается служение (Исх 5:1, 7:16; Лев 7:38). Однако в представлении евангелистов в пустыне живёт Сатана.

Яхве является израильтянам на горе и даёт им обетования, связанные с захватом Ханаана, в результате чего евреи становятся наследниками царств, обитателей которых они жестоким образом истребляют (Пс 105:44). Согласно же евангелистам (Мф, Лк), Сатана, подняв Иисуса “на высокую гору”, обещает ему фактически то же самое, что и Яхве евреям – “все царства мира” в случае, ежели Иисус поклонится ему. Такого же беспрекословного поклонения Яхве требовал от евреев при Синае. Аналогично Яхве показывает с горы Моисею всю землю Галаад перед вторжением израильтян (Втор 34:1). Параллель тут напрашивается сама собой.

Весьма примечательна строфа Лк 4:6, где Сатана заявляет, что “власть над всеми сими [царствами]… предана мне, и я, кому хочу, даю её”. Это скрытая аллюзия на Дан 4:17, где сказано, что Яхве “владычествует над царством человеческим, и даёт его кому хочет”. Власть над всем миром и всеми народами принадлежит Яхве (Пс 21:29(22:28), 46:8-9(47:7-8); Иер 10:7, 18:7-10; Зах 14:9; Рим 3:29), что будет окончательно реализовано в эсхатологических чаяниях иудеев (Пс 2:8-9, 71/72:8, Ис 60:12, 61:6, Агг 2:22). В сравнении с Мф 4:8-9 у Луки более отчётливо показано, что Сатана, искушающий Иисуса, имеет черты Яхве.

Вообще, дуалистические сентенции появились у иудеев довольно поздно и под влиянием зороастризма. До этого понятия Сатаны как некоего отдельного от Яхве, враждебному ему духа у евреев не существовало, это была скорее тёмная ипостась Яхве, он сам искушал Израиля (Быт 22:1, Исх 15:25, 16:4, 20:20; Втор 8:2,16, 13:3, 33:8; Суд 2:20-22, 3:1,4; 2 Пар 32:31; Пс 25/26:2).

Еще более характерным антииудейским местом является упоминание πτερύγιον – “крыла” Иерусалимского храма, на который Сатана переносит Иисуса и ставит Его на нём, предлагая броситься вниз и оказаться невредимым в доказательство Его богосыновства (Мф 4:5-6 = Лк 4:9). Учёные долго ломали голову над тем, что такое πτερύγιον и где у храма “крылья”, однако разгадка оказалась простой – имелся ввиду “зубец” храма, то есть орнаментальное украшение или перила, расположенные наверху здания храма снаружи [1]. Эти зубцы можно видеть на реконструкции Храма Ирода.

Что евангелист хотел этим сказать, когда представил Иисуса стоящим на этом зубце по воле Сатаны? Для этого достаточно обратиться к известному ветхозаветному пророчеству из книги Даниила:

И он осуществит завет со многими на одну седмицу, а в половине седмицы он прекратит жертвы и приношения, и на зубце будет мерзость запустения, пока на разорителя не прольется определённый ему конец (Дан 9:27, букв. перев.).

Если Иисус был поставлен на зубец храма, то в свете этого предсказания в глазах иудеев Он являлся этой самой “мерзостью запустения”, а вкупе с тем, что Он явно игнорировал и отвергал кровавые жертвы, картина приобретает еще более яркий антииудейский колорит. Это действительно был “разоритель” устоев иудейской религии, которому иудеи определили смерть на кресте (“пока на разорителя не прольется определённый ему конец”).

То же самое можно сказать и об отказе сотворить хлеба из камней, в чем можно усмотреть противопоставление сотворению Яхве манны для голодающих в пустыне израильтян.

Не столь важно, имели ли место все эти диалоги Христа с Сатаной, сколько существенно то, какой именно смысл хотел вложить в эти тексты их автор и из какой религиозной среды он происходил сам.

Разобраться в этом помогут нам отрывки из Авесты – священного писания зороастрийцев. Во фрагарде 19 “Видевдата” описываются три испытания Заратуштры злым духом Ангра Майнью. Как и в Евангелии, здесь присутствуют камни, требование поклониться злому духу, а также мотив следования истинной религии и Божьему слову.

При первом искушении Заратуштра идёт, “качая камни в руке своей, каждый величиною с дом, которые получил он, благой Заратуштра, от Творца Ахура Мазды”. Ангра Майнью спрашивает, куда он бросит эти камни. Пророк отвечает, что он разобьет ими смерть и идолослужение, “пока не родится победоносный Саошьянт из озера Кансава, из земель Востока”.

Во втором искушении злой дух требует от Заратуштры отречься “от благой религии последователей Мазды” и добавляет: “Получишь ты столько благ, сколько Змей Дахака, правитель народов”. – “Нет, – отвечает пророк, – никогда не отрекусь я от благой религии ни ради тела, ни ради жизни”.

В третьем искушении Ангра Майнью спрашивает, чьим словом будет бороться и защищаться Заратуштра? – “Слово, данное Маздой – вот моё лучшее оружие”[2].

Историю об искушении Иисуса также напоминает рассказ из легендарного жизнеописания Будды "Лалитавистара" как апсары искушают его сладострастием и властью над миром [3].

Вот еще “языческие” аналогии с евангельским рассказом об искушении Христа. Египетские малые таинства Исиды включали в себя после обряда водного омовения удаление за стены храма на десять дней, чтобы неофит проводил их в аскетической медитации [4]. В Угарите существовал обычай удалять юношей в пустыню для испытания, изолируя их от общества [5]. Прежде чем приступить к свершению своих подвигов, Геракл уходит в пустыню, где подвергается испытанию. Бог Гермес ведёт Геракла на высокую гору, показывает ему земли царей и тиранов [6].

Тот, кто интерполировал текст Евангелия подобного рода вставками, явно опирался на индоиранские религии, при этом строго не выходя за пределы иудейских верований, но в то же время адаптируя к ним древние арийские предания. Этим интерполятором мог быть выходец из ессейской среды, на которую влияние зороастризма давно подмечено учёными.

Намёк на это содержит сам рассматриваемый мною текст. В нём упоминаются “звери”, с которыми Иисус общался, находясь в пустыне. “Звери”, “животные” – одно из самоназваний кумранской секты (1QpHab 12:4-5; CD 19:7-9; 1 Ен 90; Зав. Иос 19; ср. 2 Макк 5:27), и по гипотезе Х. Шёпса именно ессеи подразумевались под “зверями” в Мк 1:13. Кстати, отождествление адептов культа со “зверями” имеет свои параллели в митраизме. Описывая митраистские мистерии, представляющие собой трансформированный зороастризм, Ф. Кюмон свидетельствует, что

“в некоторых случаях участники богослужений переодевались в костюмы, соответствующие присвоенному им званию. Их можно видеть на одном из барельефов, где на них надеты искусственные головы животных, воина и перса”[7].

Ессеи называли себя не только “зверями”, но и “ангелами”, что видно из кумранского свитка 4Q ShirShab (“Ангельская литургия”). В Мк 1:13 говорится, что “ангелы служили Ему”. Вероятно, эти слова тоже следует понимать в ессейском контексте.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] “Предполагая, что Иисус Христос был поставлен над той глубокой долиной, о которой говорит Иосиф Флавий, под πτερύγioν τού ιερού, конечно, нужно разуметь зубцы южного царского притвора.” – Тареев М. М., проф. Искушения Господа нашего Иисуса Христа. М. 1900, стр. 77. В действительности это зубцы Улама, главный высокий зубец основного притвора храма, потому что “мерзость запустения”, связанная с прекращение жертвы, ставится на самом храме, а не на периферийных наружных строениях. См. также: Никифор (Бажанов), архим. Библейская энциклопедия. М. 2005, стр. 372; Qwe.wiki/Второй Храм.

[2] Авеста. Закон против дэвов (Видевдат). СПб. 2008, стр. 252-255.

[3] См.: Соловьёв В. С. Искушение Будды. Из главы XXI-й “Лалитавистары”.

[4] См.: Спенс Л. Таинства Египта. М. 2007, стр. 178.

[5] См.: Циркин Ю. Мифы Финикии и Угарита. М. 2003, стр. 363.

[6] См.: Ельницкий Л. Геракл и миф о Христе. / Альманах “Прометей”, том 7, М.: Молодая гвардия. 1969.

[7] Кюмон Ф. Мистерии Митры. СПб. 2000, стр. 208.