© Л. Л. Гифес. Сравнительная
текстология Евангелий. Ариохристианский опыт.
Распятие
(Мф.
27:26-56/Мк. 15:15-41/Лк.
23:26-49/Ин. 19:1-3,16-30)
Казнь Иисуса начинается с Его бичевания по
повелению Пилата, что произошло согласно римским законам после вынесения
приговора (Мф 27:26b = Мк 15:15b). Мф
и Мк здесь не согласны с Лк
и Ин, поскольку Лк
полностью опускает эпизод с бичеванием, а Ин 19:1-3 передаёт его в
сокращении, относя ко времени до оглашения приговора.
Объяснить полное умолчание Луки о бичевании Иисуса
с текстологической точки зрения практически невозможно. Причина видится мне в
том, что Лука, вероятно, посчитал сообщения об этом других евангелистов
недостоверными из-за явного сходства описываемых событий с древнейшими
языческими ритуалами. Так, в древнем Вавилоне во время весеннего праздника Акиту проводилась церемония лишения настоящего царя
верховной власти и передачи государственного правления подставному лицу. В
канун Нового года лжецарь приходил в храм Мардука,
где над ним совершали обряд – пережиток ритуального убийства старого вождя. Верховный
жрец храма Мардука ударял мнимого царя по щеке ладонью и отбирал у него знаки
царской власти – шапку, обруч и скипетр. По истечении трёх дней законный царь
являлся в храм Мардука, “брал руку Бела” и получал инсигнии своей власти
обратно. Без выполнения этого обряда он не считался царём в наступившем году[1]. На суде Пилата, когда
Иисусу вручили атрибуты царской власти – скипетр, багряницу, корону в виде
тернового венца и давали пощечины, попросту был воспроизведён этот вавилонский
обряд.
Каменный помост Лифостротон
в Иерусалиме, на котором Пилат огласил свой приговор Иисусу, был раскопан
археологами. Плиты этого Лифостротона содержат
высеченные рисунки, из которых следует, что римляне совершали похожие на
вавилонский обряд игры в “шутовского царя”. Для этого выбирали победителя игры
в кости. Его облачали в красную одежду, на голову ему надевали шутовскую
корону, а вместо скипетра вручали палку. После того, как ему оказывали
насмешливые почести в течение трёх дней и давали возможность удовлетворить
любые низменные потребности, его убивали[2].
Вообще, даже уже одно то, что подобный эпизод с
бичеванием и унижением появился в текстах Евангелий (независимо от того, было
ли сие событие реальным или нет), неизбежно ведёт к констатации того факта, что
Иисус не являлся подлинным иудейским царём, а называли Его так исключительно в
качестве глумления:
Становясь перед Ним на колени, насмехались
над Ним, говоря: “Радуйся, царь иудейский!” (Мф
27:29).
Вручение Ему царской инсигнатуры происходило как
царю ложному, “потешному”, который символически должен был передать их
(или вернуть) законному владельцу, то есть в перспективе – подлинному потомку
Давида, коим сам Иисус, очевидно, не являлся. Поэтому, надругавшись над
приговорённым, воины тотчас отняли у Него все атрибуты власти (Мф 27:31
= Мк 15:20).
Крах теории об Иисусе как иудейском Мессии и царе
виден на этом примере очень хорошо. Не поэтому ли для Луки (или его редактора)
данный отрывок показался неприемлемым и был просто вычеркнут из повествования?
*
* *
Разберём разночтения и интерполяции иудейского
характера.
Только Лк
23:27-32 сообщает о “женщинах, которые плакали”, когда Иисуса вели на казнь.
Очевидно, что это те самые женщины, которые сопровождали Его в миссии еще от
Галилеи. Эти же женщины являлись свидетелями распятия и, в отличие от учеников,
не покинули Его до смерти (Мф 27:55 = Мк
15:40 = Лк 23:49 = Ин 19:25).
Поэтому подлинным стоит признать лишь стих 22:27, ибо остальные стихи отрывка
представляют дело так, будто эти женщины являлись какими-то “дщерями
Иерусалимскими”, то есть иудейками, которым Иисус угрожает грядущими на них и
их детей бедствиями и карами. Да и в этом отрывке имеется почти дословная
иудейская аллюзия на Ос 10:8 в виде пожелания, чтобы горы упали на
страдальцев и холмы покрыли их.
В действительности плакальщицы – необходимый
атрибут скорби об умершем божестве во всех обрядах, связанных с умиранием/воскресанием бога в культах плодородия. Некогда такие
плакальщицы сидели возле ворот Иерусалимского Храма и оплакивали Таммуза, что
ортодоксальные иудеи воспринимали как “мерзость” (Иез
8:14). Интересно, что таинства Таммуза-Адониса олицетворяли не просто смерть и
воскресение этого бога, но и всеобщее воскресение мёртвых (во что, по
утверждению официальных богословов, якобы никто до прихода Иисуса Христа не
верил). В последних стихах мифа о Таммузе и Иштар “Нисхождение Иштар”
говорится:
В дни Таммуза играйте на флейте ляпис-лазуревой,
Играйте на звонком кольце корналиновом!
Играйте, плакальщики, плакальщицы,
радостно,
Да восстанут из гробов своих мёртвые,
Вдыхая жертвенный дым![3]
Мф 27:34 = Мк 15:23 говорят о том, что перед распятием
Иисусу предложили некий напиток. Лк и Ин не дают никаких сведений об этом. Более
того, Мф называет этот напиток “уксусом, смешанным с желчью”, а Мк – “вином со смирной”. В первом случае это
горький напиток, во втором – нет. По Мф и Мк
Иисус отказался его пить, но в Мф делается оговорка, что Он всё-таки
немного отведал напитка и только после этого отказался. Здесь снова мы видим
некую несогласованность в показаниях и попытку примирить разные версии
поведения осуждённого.
Вероятно, именно свидетельство Мк
15:23 соответствует действительности, поскольку показание Мф явно
подогнано под ветхозаветное мессианское пророчество Пс
68:22 –
И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей
напоили меня уксусом.
Именно поэтому в Мф 27:34 внесено данное
уточнение об уксусе и желчи, стремившееся доказать соответствие с этим текстом.
Впрочем, Мк тоже не избежал
иудейско-мессианской стандартизации в 15:36, где наряду с прочими евангелистами
(Мф 27:48 = Лк 23:36 = Ин 19:29)
снова говорится об уксусе, которым Иисуса пытались напоить уже в то время, как
Он висел на кресте. И опять мы наблюдаем разночтения при изложении данного
места. Если по Мф и Мк это
делает кто-то из стоящих при кресте людей, то согласно Лк
и Ин сие совершают римские воины. По Мф
и Мк губка, наполненная уксусом, была
наложена на тростниковую палку (κάλαμος), а в Ин
на ветки иссопа (ὕσσωπος). “Иссоп” здесь выглядит
иудейским исправлением, корректирующим синоптиков, поскольку это растение
играло важную роль в ритуалах Пейсаха: с его помощью иудеи окропили косяки
своих дверей жертвенной кровью во время Исхода (Исх
12:22).
Другие места тоже прошли иудейскую стандартизацию
ради установления мнимой связи распятия с ритуалами Пейсаха или пророчествами
из Ветхого Завета.
Для этого висящему на кресте Иисусу приписываются
разнообразные слова по мотивам еврейских писаний. Однако никаких слов казнённый
таким способом не мог произнести. При распятии мышцы грудной клетки
парализованы, из-за этого неспособны действовать и межрёберные мышцы. Висящий
на кресте (или столбе) может вдохнуть воздух, но не может выдохнуть. Поэтому
никаких членораздельных звуков Иисус, конечно же, не издавал. Мф 27:50 =
Мк 15:37 = Лк
23:46, тем не менее, свидетельствуют, что перед смертью Он громко закричал
и “сделал выдох” (ἐξέπνευσεν). Именно это и вызвало
удивление римского центуриона, стоявшего при кресте, как это передаёт Марк:
Увидев же, что Он так выдохнул, стоящий
рядом напротив Него центурион сказал: “Истинно этот человек был Сыном Бога”.
Сотник, вероятно, не раз был свидетелем подобных
страданий приговорённых и никогда не видел ничего подобного. Иисус явно умер в
его глазах не как простой человек. Другие евангелисты или их редакторы не
понимали, в чём тут дело. Если Иисус мог что-то говорить с креста, то почему
крик и глубокий выдох так удивил центуриона? Поэтому Мф 27:54 делает
исправление: сотник был удивлён землетрясением (о котором ничего не сообщают
другие евангелисты), а по Лк 23:45-47
он поразился знамению на Солнце и тому, что в Храме разорвалась завеса (“видя
происходящее…”). Согласно Ин, сотник
отсутствует вовсе (в 19:34 он преобразуется в “одного из воинов”, пронзивших
бок Иисусу уже после Его смерти). Кстати, с землетрясением и солнечным
затмением всё вообще весьма подозрительно ввиду того, что то и другое
одновременно случилось в момент смерти Цезаря. Так что подозрения в плагиате
здесь уместны. Другое дело, что такой плагиат вряд ли возможно считать
иудейским, если к Иисусу прилагаются знамения, связанные со смертью римского
императора.
Тот факт, что Иисус ничего не говорил с креста,
удостоверяется параллелями с Ветхим Заветом, в чём видна рука иудействующего
редактора. Причём версии евангелистов снова не сходятся. По Мф и Мк Иисус произносит слова Пс
21/22:1, по Ин – Пс
68:22/69:21 (ср. Пс 21:16/22:15), а по Лк – Пс 30:6/31:5.
Разночтения эти представим в таблице:
Мф 27:46 |
Мк 15:34 |
Лк 23:46 |
Ин 19:28 |
Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил? |
Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил? |
Отец, в руки Твои предаю дух мой |
Жажду |
К тому же эти версии не имеют параллелей между
собой, то есть Мф и Мк ничего не
говорят о произнесении слов из Пс 68:22/69:21
и 30:6/31:5, а Лк и Ин не знают об
изречении из Пс 21/22:1. Соответственно, Лк и Ин тоже не имеют такой внутренней
параллели, что доказывает тот факт, что во всех случаях работало несколько
иудейских правщиков, независимо друг от друга вставлявших эти интерполяции,
стремясь с их помощью доказать связь распятия с пророчествами Ветхого Завета,
которые они произвольно считали мессианскими. Если Мф и Мк предположительно использовали в данном
случае один общий источник, то Лк и Ин не
просто проигнорировали его, но и заменили изречение из Пс
21/22:1 другими цитатами, которые они посчитали более уместными (некоторые
рукописи Мк исправляют “оставил” на
“упрекнул”, что заметно снижает драматизм сцены). Так что с точки зрения
текстологии здесь как нельзя более ярко проявляется след поздней редакции.
Разумеется, такая замена была сделана из нравственно-богословских соображений: Лк и Ин полагали,
что слов об оставлении Богом своего Сына во время страдания Иисус не мог
произнести, потому что в противном случае это или дискредитировало самого Бога,
или же ставило под сомнение веру Иисуса. В то время как теологи спорят о
значении и толковании этих слов, достаточно всего-навсего констатировать, что в
этом месте поработал иудействующий фальсификатор,
которого никакие богословские спекуляции вообще не интересовали, его целью было
обосновать распятие Мессии на кресте с помощью Ветхого Завета, и больше ничего.
Кроме того, Лк и Ин вставляют даже целые дополнительные
диалоги, которые Иисус якобы вёл с креста с теми или иными лицами. Одно дело
выдавить из себя с трудом “жажду” или “совершилось”, другое – вести беседы. Но
если сотник был удивлен даже криком и выдохом умирающего на кресте, то ни о
каких диалогах не могло быть и речи.
Так, Лк 23:39-43
сообщает умилительный рассказ о покаянии разбойника – будто Христа поносил один
из сораспятых с Ним, а другой ему противоречил.
Налицо литературное развитие краткого описания Мф 27:44 = Мк 15:44, причём для этого Лука дублирует
слова из стиха 23:35
Народ и начальники – Лк 23:35 |
Злодей – Лк 23:39 |
Других спасал, пусть спасёт себя самого, если Он Христос, избранник Божий. |
Если Ты Христос – спаси себя и нас. |
Фантазии интерполятору тут явно не хватило,
поэтому он повторил слова народа и начальников, вложив их в несколько
изменённом виде в уста злословившего “разбойника” (и даже в уста римских
воинов, что уж совсем неадекватно и неправдоподобно – см. Лк
23:37). Также здесь имеет место явное противоречие с Мф и Мк, которые утверждают, что Иисуса злословили оба
разбойника[4]. Но если злословили
именно оба, значит Лк сообщает недостоверную
информацию о том, что один из них “унимал” другого. Вообще, слова “мы осуждены
справедливо” вряд ли могли быть произнесены иудеем, который был осуждён за
вооруженную борьбу с римлянами, за освобождение еврейского народа (ср. Мк 15:7 = Лк
23:19), поскольку такая борьба считалась священным долгом, и каяться этому
приговорённому к смерти “сообщнику Вараввы” было не в чем. Интерполятор Луки
явно не понимал или делал вид, что не понимает, о каких “разбойниках” идёт
речь, посему и называет их просто “злодеями” (κακούργων), в то время как речь шла
именно о λῃστής, то есть тех, кого
римляне считали подпольными террористами – сикариями
или зелотами, ревнителями иудаизма.
Впрочем, сам по себе вопрос о распятии вместе с
Иисусом двух разбойников тоже остаётся открытым. Скорее всего эти “разбойники”
появляются у евангелистов лишь для того, чтобы “сбылось слово Писания: и к
злодеям причтён” (Мк 15:28 = Лк 22:37/Ис 53:12). Кстати, данный стих в
наиболее авторитетных древних рукописях Марка не обретается, что доказывает
позднее происхождение такого рода комментариев, ссылающихся на Танах.
Существовала и другая интерпретация, каким образом исполнилось указанное
пророчество. Перед арестом Иисус говорит о покупке кинжалов якобы с той целью,
чтобы Его сочли за “разбойника”, то есть еврейского террориста (Лк 22:35-38). Но то, что это поздняя
иудейская добавка, подтверждается отсутствуем таковой у первых двух синоптиков.
Очевидно, на раннем этапе формирования традиции существовало два варианта
применения Ис 53:12, и в Лк сохранились
оба (а в Мк только один).
Итак, чисто иудейских интерполяций при описании
распятия можно найти в изобилии. В этот ряд можно добавить деление одежд
воинами посредством жребия (Мф 27:35 = Мк
15:24 = Лк 23:34 = Ин 19:23-24),
что соответствует Пс 21:19/22:18 –
Делят ризы мои между собой, и об одежде
моей бросают жребий.
Причем Ин деление одежды и бросание
жребия безграмотно разделил на два события – сначала будто бы делили гиматий
Иисуса, разорвав его на четыре части, а потом бросили жребий о хитоне.
Объясняется это тем, что хитон был не сшитым, как будто рвать одежду только
из-за того, что у неё есть швы, представлялось оправданным. Разве что воинам
нужны были тряпки…
Ругательства и глумления иудеев над распятым с
киванием головы и словами о спасении себя самого (Мф 27:39-43 = Мк 15:29-32 = Лк
23:35) заимствованы из Пс 21:8-9/22:7-8.
Среди насмешников якобы присутствуют первосвященники и писцы – люди учёные и
начитанные, которые должны были хорошо знать, что такие слова произносились
противниками Давида, желающими его убийства, а потому очень сомнительно, что
они могли их цитировать применительно к Иисусу, чем только подтвердили бы
мессианство последнего. Четвёртый евангелист опускает этот эпизод полностью,
его сведения в данном случае выглядят более достоверно.
Мф 27:51 = Мк 15:38 = Лк 23:45
синхронно сообщают о раздирании завесы в Храме посередине. Эти слова
предполагают, что в Храме была одна завеса. Но одно полотнище она представляла
собой только во времена Первого Храма (а также в Скинии). Во Втором же Храме
завес перед Святая Святых было две – правая и левая. Так что во времена Иисуса
речь могла идти только о завесах, а не о завесе. Иероним в арамейском тексте Мф
находит чтение, согласно которому упала большая перекладина, держащая завесы, и
эта балка (а не завеса) переломилась надвое[5]. Возможно, это являлось первоначальным чтением, которое при
переводе с арамейского было неверно понято (в др.-евр. māsaḵ
‘завеса’ и mašqôp ‘перекладина’ довольно близкие по звучанию слова).
В Ин вставлены два
дополнительных эпизода о перебитии голеней распятым,
кроме Иисуса, и о пронзении Ему копьём бока (рёбер), чтобы найти соответствие с
Исх 12:46 о запрете дробить кости пасхальному
агнцу, и с пророчеством Зах 12:10 –
На дом Давида и на жителей Иерусалима
пролью дух благодати и молитвы, и они воззрят на Меня самого[6], которого пронзили, и
будут рыдать о Нём (Господе), как бьют
себя в грудь о единственном, скорбеть, как скорбят о первенце.
Искусственность привязки этого стиха к
обстоятельствам и деталям казни Иисуса уже очевидна из того, что это место
Захарии ортодоксальными иудеями никогда не считалось и не могло считаться
мессианским. Им была чужда мысль о реальном пронзении Яхве, разве что только в
плане аллегории. По-видимому, в текст вообще вкралась ошибка, поскольку
Септуагинта даёт такое чтение: ἐπιβλέψονται
πρός με
ἀνθ’ ὧν
κατωρχήσαντο
– “воззрят ко Мне, за которого пронзили”. Очевидно, тут имеются ввиду
пронзённые враги Израиля, как можно это понять из предыдущего стиха Зах 12:9. А что касается плача о Господе как о своём
первенце, то это нужно понимать в связи со словами о ниспосылании
иудеям духа благодати и молитвы за прошлые содеянные грехи идолопоклонства (Зах 13:1-2).
Данные иудаизирующие вставки, сделанные, вероятно,
ессеями вопреки ортодоксальной иудейской традиции, наличествуют только в Ин, у синоптиков их нет. Мк
и Лк, очевидно, ничего не ведали о
приказании Пилата перебить голени у распятых. Ни в одном из синоптических
рассказов воскресший не показывает ученикам пораненного бока, что отмечено лишь
в четвёртом Евангелии (20:20). В Лк Иисус
демонстрирует руки и ноги, но не с целью предоставить возможность ощупать раны,
а убедить в наличии у Него плоти и костей, доказать, что восставший – не дух (Лк 24:39-40). Другое противоречие в связи с
прободением ребра и перебитием голеней видно из того,
что согласно Ин Пилат по требованию
иудеев сам снимает тела с крестов (Ин 19:31), а Иосиф Аримафейский является к Пилату уже после этого. Посему
заявление Ин 19:38, будто Иосиф просит Пилата снять тело Иисуса,
неестественно опирается на свидетельства синоптиков и не соответствует
контексту сказанного в Ин 19:31. Вставив рассказ о перебитии
голеней, четвёртый евангелист снова обращается к материалу синоптиков и
вписывает его в повествование так, как будто Пилат ранее не отдавал приказа
снимать с крестов распятых по просьбе иудеев. Марк сообщает об удивлении
Пилата, когда Иосиф сообщил о кончине Иисуса. Но игемон
не стал бы этому удивляться, если бы сам попросил перебить голени казнённым и
снять тела.
В Лк 23:48
содержится еще одна аллюзия на Зах 12:10 –
И все собравшиеся на это зрелище толпы,
увидев, что произошло, возвращались, бия себя в грудь.
Иудейский интерполятор стремился этим смягчить
вину иудеев, приписав им покаяние в распятии Мессии, заимствовав данный сюжет
из ветхозаветной книги. Кроме Лк, никто из
евангелистов не свидетельствует о таком раскаянии еврейской толпы. Этот стих неисторичен.
Вообще, распятие на кресте иудейского Мессии представляется
иудействующим редакторам Евангелий крайне проблемным, именно поэтому мы видим
такое обилие вставок со ссылками и цитатами из Ветхого Завета, которые были
призваны верифицировать распятие с традиционным иудаизмом. Все мало-мальски
подходящие детали, которые можно было с трудом найти в еврейских писаниях,
черпались и применялись независимо от контекста. И дело даже не в том, что
смерть Мессии не имела никаких подтверждений в еврейском Танахе. Таковые
подтверждения с натяжкой найти всё-таки можно – прежде всего в Ис 53.
Однако же нигде в еврейской Библии не говорилось о повешении Мессии на
деревянном столбе или кресте, что в свете Торы могло быть расценено только
как проклятие (Втор 21:22-23). Более того, если внимательно читать слова
Ис 53, то из них не явствует с твёрдой определённостью, что тот
праведник, о котором там идет речь, умер. Он “мучим”, он “страдает”, он
“изъязвлен”, он даже “претерпел казнь”, но, по-видимому, он не умирает
окончательно. И хотя в ст. 12 сказано о его “смерти”, однако слово môṯ (евр. ‘смерть’) может переводиться не
только как смерть, но и как умирание, смертность и т. д., а в переносном
значении может иметь смысл смертельной болезни, мора, пагубы. Все эти слова из Ис
понимались аллегорически и вообще никогда не связывались учёными иудеями с
грядущим Мессией. За это говорят стихи Ис 53:10-12, где сказано, что
после того, как “Господу было угодно поразить его, и Он предал его мучению
(букв.: изнурил)”, и когда “душа его принесёт жертву умилостивления (букв.:
возложит вину), он узрит потомство долговечное (букв.: семя своё долгие дни)”.
Как убитый может увидеть своё потомство долгие дни?[7] Далее говорится: “На подвиг (букв.: труд) души своей он будет
смотреть с довольством” (по 1Q Isa – “За труд души своей увидит свет, насытится”). И это сказано не
метафорически. Тут никак не имеется ввиду, что пострадавший будет смотреть на
свой труд с Небес или видеть свет и насыщаться в горнем мире, поскольку иудеи
не имели представлений об отправлении души умершего на Небеса[8]. К такому объяснению
располагает и следующий стих (букв.): “Посему Я разделю ему часть между
вельможами, и с сильными он будет делить добычу”. Это может относиться только к
земным реалиям. Очевидно, праведник страдает, но Бог избавляет его от мучения и
даже даёт ему место среди правящего класса. Он будет наслаждаться жизнью и
богатством, иметь потомство и т. д. – таков смысл этой главы пророка Исайи. И
доказательство этому мы обретаем в Септуагинте, которая интерпретирует стихи
10-11 в следующем виде:
И Господу угодно очистить его от язвы… И
Господу угодно Своею рукою удалить страдание от души его[9].
Удалить страдание – это вовсе не воскресить из
мёртвых. Переводчики отмечают, что еврейский оригинал в этом месте весьма
тёмен, поэтому в таких случаях перевод носит лишь предположительный характер[10]. Например, ст. 9
буквально звучит так: “И дана с беззаконными гробница его, и с богатым в смерти
его”, что очень далеко от того смысла, который придаёт этому стиху Синодальный
перевод: “Ему назначили гроб со злодеями, но он погребён у богатого”; и тем
более Септуагинта: “И предам лукавых за погребение его и богатых за смерть
его”. Эти варианты являются лишь произвольными интерпретациями, но не
переводами. Сами иудеи считают, что страдающим “рабом” в Ис 53 является
весь Израиль, точно так же, как “рабом Моим” Израиль называется в Ис
49:3.
Даже знаменитое место из Псалмов:
Ты не оставишь души моей во аде и не дашь
святому твоему увидеть тление (Пс
15/16:10)
не может быть соотнесено с воскресением Мессии из
мёртвых, вопреки попытке сделать очень грубую натяжку в Деян
2:25-31. В Псалме Давид говорит именно о себе – в том смысле, что Бог не
допустит, чтобы враги его убили. В буквальном переводе этот стих звучит
следующим образом:
Ты не бросишь душу мою в Шеол, и не позволишь верному своему увидеть яму.
Еврейское слово šā́ḥaṯ букв. значит ‘яма для ловли диких зверей’,
которые нередко там издыхали и истлевали, отсюда привнесено вторичное значение
‘тления’, которое стало следствием не перевода, а тоже определённой
интерпретации текста, возникшей благодаря переводу LXX (греч. διαφθορά). Ровным
счётом ничто не располагает сделать и вывод, будто Давид имел ввиду не себя, а
своего далёкого наследника престола (см. Деян
2:29-31). То же самое можно сказать и о Пс
70/71:20.
В общем-то это всё, что можно было в Ветхом Завете
отнести к пророчествам о воскресении Мессии, и ни одно из этих мест прямо не
указывает на это, будучи лишь следствием тенденциозного толкования. Итак, в
еврейских писаниях нет ни одного места, в котором было бы предвозвещено о казни
Мессии на древе или о его воскресении из мёртвых! Поэтому разного рода
заявления на сей счет в Лк 24:25-27, Ин
2:22, 20:9 и 1 Кор 15:4 о том, будто смерть и воскресение иудейского
Мессии были предсказаны в Ветхом Завете и даже Моисеем(?), просто не имеют
смысла при том, что Танах сам по себе не чужд идеи воскресения как таковой.
Перикопу Мф 27:51b-53
тоже следует признать следствием работы иудействующего редактора, поскольку
через неё он стремился показать исполнение пророчества Иисуса о воскресении
мёртвых исключительно на иудеях; именно их Мф называет “усопшими святыми”,
погребёнными в окрестностях Иерусалима, которые “вошли во святой град и явились
многим”. Такого рода воскрешение, по мнению Д. Штрауса, соответствовало
иудейским упованиям, ибо
“при появлении Мессии, по
представлению иудейского народа, должны были воскреснуть сперва немногие, самые
благочестивые израильтяне, чтобы участвовать в благах и радостях тысячелетнего
царства Мессии… Правда, по представлению христиан (Откр
20:4), воскресение усопших праведников тоже должно было состояться при втором
пришествии Христа; однако для вящего укрепления веры в христианах всё-таки
казалось целесообразным изобразить некий пролог такого воскресения и отнести
его к периоду земной жизни Иисуса. Такой пролог можно было приурочить удобнее
всего либо к моменту смерти Иисуса, либо к моменту Его воскресения”[11].
Показательно, что другие евангелисты ничего не
слышали о таком потрясающем по грандиозности событии, потому что, надо
полагать, оно не имело места в действительности.
Возглас с креста “Отче, в руки Твои предаю дух
Мой” (Лк 23:46), не имеющий нигде
никаких параллелей в других Евангелиях, это всего лишь цитата Пс 30:6/31:5, приписанная Иисусу задним числом для
очередной демонстрации исполнения Им ветхозаветного писания, бессвязно
выдранного из контекста. Ин 19:30 изменяет эти слова на “совершилось!”,
имея ввиду якобы исполнение всего Закона Моисеева (ср. Ин 19:28).
По более правдивым показаниям Мф и Мк,
Иисус, умирая, не сказал ничего, а просто издал громкий крик (Мф 27:50 =
Мк 15:37).
Согласно Ин 19:19-22, Пилат поместил
надпись над крестом на трёх языках. Некоторые исследователи отмечают, что
начальные буквы текста на еврейском языке: “Иисус Назорей,
Царь Иудейский” (ישוע הנצרי וםלך היהודים) составляют тетраграмму YHWH.
Однако это следует признать очередной фальсификацией иудеохристианских каббалистов,
редактировавших Иоанна. Если опираться на параллели синоптиков Мф 27:37 = Мк 15:26 = Лк 23:38, то в их вариантах та же надпись
уже не содержит тетраграмматона. Более того, международным, деловым и
разговорным языком в Иудее в то время был вовсе не библейский иврит, доступный
лишь узкому кругу посвящённых, а арамейский. Поэтому надпись на еврейском
языке, если она была сделана римской администрацией, не только не имела смысла,
но и полностью исключена, поскольку предназначалась прежде всего для арамеоязычного народа. На арамейском же она выглядит так: ישוע
נצריא מלכא
דיהודיא
(Išwa Nozria Malaka d’Iahudia). Акростих (“краеграние”)
в этом случае не создаёт тетраграмму ЯХВЕ. Арамейский и еврейский – весьма
близкие языки, скорее их можно называть диалектами, и их легко было спутать.
Слово “Назорей” в
вариантах надписи у синоптиков отсутствует по понятной причине. Оно должно было
указывать на место происхождения казнённого. Но, как мы знаем, термин “Назорей” являлся титулом и обозначал сектантскую
принадлежность Иисуса (как выходца из общины назореев Иоанна Крестителя), чего
не могло быть в официальной надписи, сделанной римской администрацией,
поскольку согласно римскому праву лишь место рождения являлось фактором
идентификации личности. Такой идентификацией и одновременно политическим
обвинением в данном случае послужила формулировка “Царь иудеев”. К тому же назорей никак не мог быть царём в иудейском представлении.
Дополнение “Назорей”, конечно, вставлено позже,
чтобы, как выше подчёркивалось, добиться определённого, строго иудаистского
смыслового значения аббревиатуры, выведенной из четырёх начальных букв надписи.
Некоторые исследователи считают “Назорей”
эквивалентом “Мессии”. Но мне такая интерпретация кажется сомнительной.
Дощечка с надписью была повешена в качестве
глумления над самими иудеями. Ждать от Пилата замысловатых каббалистических
спекуляций было бы смешно, скорее это следствие исправлений иудаиста. Пилат тем
самым просто хотел посмеяться над иудеями, распиная как будто настоящего
иудейского царя, и одновременно на случай доноса обеспечить себе алиби перед
императором Рима в законности своего суда и приговора. Первосвященников это
сильно возмутило, и они просили Пилата переделать надпись в том смысле, что
осуждён вовсе не настоящий царь, а самозванный. Пилат отказал им.
*
* *
Обратимся к другим разночтениям.
В Ин 19:25-27 вставлен диалог о
передаче на попечение “любимому ученику” своей матери. Вероятность такого
диалога нельзя исключать, но только если предположить, что он состоялся
непосредственно перед распятием. Поскольку, как мы знаем, все данные о Марии
Магдалине, которая и являлась этим “любимым учеником”, последовательно
удалялись из Евангелий, этот эпизод мог быть исключён из синоптиков намеренно.
Тем не менее синоптики говорят, что женщины стояли не у креста непосредственно,
а наблюдали за всем происходящим “издали” (Мф 27:55 = Мк 15:40 = Лк
23:49). Так что данные о женщинах здесь снова так или иначе не совпадают между Ин и синоптиками.
Четвёртый евангелист, вопреки синоптикам, убирает
из повествования фигуру Симона Киринейского, несущего
крест вместо Иисуса (Мф 27:32 = Мк 15:21
= Лк 23:26). Иисус несёт его сам (Ин
19:17). Такое изъятие было предпринято Ин
неслучайно. Он усмотрел здесь ошибку, позволявшую учить гностикам, что вместо
Иисуса был распят другой человек, который Его заменил. Однако, если Иисуса подвергли
бичеванию, вряд ли Он самостоятельно мог нести тяжёлый крест или даже одну
перекладину от него. Мф и Мк употребляют
слово ἄρῃ (‘поднять’), и только Лк
говорит о том, что крест именно возложили (ἐπιλαβόμενοι) на Симона и что он его “нёс (φέρειν) за Иисусом”. Как и во
многих других случаях, Лк лишь литературно
обрабатывает не очень ясный смысл первоисточника[12].
Слова Иисуса: “Отец, прости им, ибо не ведают, что
творят” – содержатся только в Лк 23:34.
Трудно сказать, это намёк на осуждение римлян как главных виновников убийства,
или же, наоборот, выгораживание их вины посредством молитвы за них и
подразумеваемого прощения (раз сам сын Божий за них ходатайствует). Впрочем, в
ряде авторитетных древних рукописей Луки эта молитва или приводится в
сокращённом виде (“прости им, ибо не ведают”), или вовсе отсутствует.
Лк 23:47 делает намеренную
конъектуру исповедания сотника: “Человек этот был праведником”, не допуская
возможности того, чтобы язычнику-римлянину было открыто истинное исповедание
Христа “Сыном Бога” (Мф 27:54 = Мк 15:39).
Такое тенденциозное исправление вполне могло соответствовать духу и целям
целого комплекса исправлений и дополнений, сделанных в рамках “слоя Петра”,
поскольку это подрывало авторитет и примат Петра, за который он удостоился
стать “камнем церкви”. Если центуриону было открыто то
же самое, независимо от других, даже ближайших учеников, то это автоматически
возносило его на уровень первоверховного апостола, которому даны за такое
исповедания “ключи царства”, что для “круга Петра” было недопустимо.
В Мк 15:25
сказано, что распятие произошло в 3-м часу (что соответствует параллельным
указаниям в Мф и Лк о времени затмения
и смерти – соответственно 6-й и 9-й часы). Ин ничего не сказал ни о
времени распятия, ни о наступлении тьмы, ни даже о времени смерти Иисуса.
Однако по Ин 19:14 в 6-м часу Иисус еще
находился на суде римского наместника, следовательно, Он не мог быть распят в
3-м часу, как это получается по синоптикам. Это противоречие доказывает существование
разных и во многом несовместимых традиций в рамках новозаветных писаний[13], и это стоит признать
всем догматистам, игнорирующим научный подход в
исследовании Евангелий.
Касательно солнечного затмения нужно отметить, что
в данный отрезок времени, когда иудеи совершают Пейсах, астрономических
солнечных затмений никогда не бывает, но возможно затмение лунное. Такое
лунное затмение действительно могло произойти в канун Пейсаха при заходе Солнца
и восходе полной Луны, когда внезапно на неё стала надвигаться кроваво-красная
тень, отбрасываемая Землей, вставшей точно между ними по прямой оси. Согласно
клинописным текстам вавилонян и ассирийцев, затмения Солнца или Луны предвещают или сопровождают смерть великого царя. В
верованиях, связанных со звёздной религией, когда “умирающая” Луна в период
новолуния как бы уходила в потусторонний мир, чтобы заново возродиться через
три дня, царей и вождей торжественно вешали, обезглавливали или убивали иными
способами. Отсюда же идёт вера древних людей в то, что лунное затмение, которое
тоже считалось “смертью” Луны, должно сопровождаться кончиной царя или
правителя[14].
*
* *
Как и в случае с таинством Евхаристии, прототипы
распятия на древе Спасителя следует искать не в иудейских пророчествах, а в
языческих мистериях и даже конкретно в культах северных народов. Именно в
последних различные божества претерпевают смерть на древе. Если иудействующие
редакторы пытались адаптировать распятие Иисуса к ветхозаветным пророчествам,
то мы с еще большим правом можем увидеть в таинстве креста реминисценции
языческих таинств и культов. Символика древа, чаще всего олицетворяющего
Мировую Ось, именно в язычестве играет роль жертвенника, одновременно являясь
предметом поклонения, тогда как иудаизму всё это полностью чуждо.
Распятых на древе языческих богов огромное
количество, они присутствуют практически во всех культурах и их образы
достаточно однотипны, чтобы прийти к выводу о том, что мифологема распятия
божества на древе восходит к примордиальной Традиции, будучи скорее всего
центральным таинством проторелигии, которую в
разных формах унаследовали все племена и народы. К идее умирания и воскрешения
божества восходят инициатические посвящения в древнем мире. Эти посвящения
воспроизводили сверхчеловеческие деяния богов: через добровольные страдания
адепты пытались достигнуть просветления и получить божественный Гносис. Подобные посвящения совершались в Египте,
Месопотамии, Греции, Риме, в северных странах (друиды, германцы), а также в
Индии, Китае и Центральной Америке (у тольтеков и
ацтеков) – то есть повсюду, во всех частях Света. Часто в таких ритуалах
фигурировало древо. Жертвы приносились или на священном дереве, или возле него,
или ему самому.
О добровольном повешении Одина на мировом
дереве Иггдрасиле и прободении самого себя копьем Гунгниром
говорится в Старшей Эдде, достаточно сказано об этом и в литературе[15], поэтому я не стану
лишний раз повторяться. Однако следует помнить, что это не просто миф из саг –
он воспроизводился и при посвящениях воинов. Из саг и прочих дошедших до наших
дней источников известно, что элитные воины древнескандинавских народов
отбирались во время праздника зимнего солнцеворота – Йоля.
При этом воины должны были пройти обряд инициации, который почти полностью
повторял обряд, открывший Одину суть “той стороны”. Инициируемый пригвождался к
дереву вверх ногами (возможно, его приковывали обручами) и он держался на грани
между жизнью и смертью до тех пор, пока на него не сходило откровение,
открывающее тайны потустороннего мира. Обряд инициации также включал в себя
необходимость изучения и познания всего рунного ряда. Воины, прошедшие такой
обряд, становились либо берсерками (воинами-медведями), либо ульфхендарами (воинами-волками). Имея между собой
различие, оба типа этих элитных воинов посвящали себя богу Одину.
С Одином, самораспятом
на ясени Иггдрасиле, соотносится и галльский бог Езус.
Важнейший символ этого божества – образ человека, срубающего дерево (сей образ,
как мы уже знаем, использован Иоанном Крестителем – Мф 3:10 = Лк 3:9). Согласно друидским
легендам, Езус родился от девственницы по имени Mayence, эти легенды изображают его распятым на дубе с
ягнёнком на одной стороне и слоном на другой. Считается, что Езус – это романизованная форма, которая в изначальном виде
была чем-то вроде имени Aisus, полученного из протокельтского wesu, что значит
Превосходный, Благородный. Таким образом, имя Езус
содержит коннотации с “почтением”, что эквивалентно древнегерманскому Woden/Odin – “Почтенный”.
Езус имеет свои параллели и в
греческой мифологии, где его аналог известен под именем Иасион.
Согласно Гесиоду, Иасиона родила смертная
девственница от Зевса. Иасион стал почитаться как
основатель культа воскресения[16]. Еще один сходный
персонаж античной мифологии, отец кентавров царь Иксион,
был привязан за свои грехи змеями в Тартаре к вечно крутящемуся крестообразному
огненному колесу, которое Зевс швырнул в небо[17]. Изображения
Диониса-Вакха, распятого на виноградной лозе, широко известны. Также стоит
упомянуть миф о повешенном Аполлоном на сосне силене Марсие,
с которого содрали кожу.
Крайне интересны мезоамериканские
прототипы “старосветского” Христа. Его майянский
двойник фигурировал под именем Спасителя Бакаба,
рождённого непорочной девой Чирибирас. По сведениям
де Когольюдо,
“про Бакаба,
который является Сыном, говорят, что его избили и убили, и надели венок из
тёрна, и что его поставили, растянув руки, возле столба... и там он умер”[18].
Верховный бог ацтекского пантеона Кецалькоатль тоже был распят. Крест считался священным
изображением у древнеамериканских народов – его принёс небесный змей Кецалькоатль, которого изображали распятым на косом кресте.
Христианское влияние здесь исключено, поскольку
изображения распятого божества найдены в древних кодексах доколумбовой эпохи.
Вот несколько таких изображений из Кодекса Борджиа, Кодекса Нутталь
и других:
|
|
|
|
|
|
Особенно впечатляет свастика ацтеков. Черный паук
в центре, возможно, обозначает центральное Чёрное Солнце (Белое божество,
распятое на косом кресте расположено справа внизу).
Всё это свидетельствует о единых истоках этих
мистерий, простирающихся к солярным архетипам и верованиям, сложившимся на заре
человеческой истории, в эпоху единой неразделённой общности. Эти верования
не восходят к иудаизму, они реализованы Иисусом Христом без всякого
посредничества иудаизма, имея с языческими мистериями общее происхождение и
преемство.
Подозревая о языческом происхождении Иисуса, Его верований
и Его сакральной гностико-эзотерической миссии,
уходящей вглубь индоевропейской архаики, иудейские религиозные лидеры
стремились подвести галилейского пророка именно под казнь на древе для того,
чтобы окончательно развеять любые сомнения касательно иудейского мессианства
Иисуса. В глазах иудеев, если бы Иисус действительно был еврейским Мессией, Он
никогда бы не допустил себя распять на древе, потому что, согласно Торе, всякий
повешенный на древе проклят (Втор 21:22-23). Данная акция должна была раз
и навсегда доказать всему еврейскому и нееврейскому миру, что для иудаизма и
евреев Иисус – чужой враждебный языческий пророк. Именно поэтому
иудейские религиозные лидеры, наблюдавшие за казнью, говорили:
Если он Мессия, Царь Израилев, пусть теперь
сойдёт с креста и уверуем в Него (Мф 27:42 = Мк 15:32).
Иисус не сошёл, тем самым засвидетельствовав, что
Он – не иудейский Мессия и не царь Израиля.
*
* *
В заключение этой главы остановимся на вопросе о
том, на какой именно форме креста был распят Иисус. Сделаю несколько замечаний
ввиду непрекращающихся споров об этом предмете. Как известно, римляне
использовали разные виды орудий для такой казни: Crux Simplex (столб), Crux Commissa (в форме Т), Crux Immissa (в форме †), Crux Decussata (в форме Х) и некоторые другие. В
Евангелиях латинское слово Crux передаётся словом σταυρός, но в греческом
языке оно имеет значение столба, так что данное слово как переводное с
латинского Crux не может нам чётко указать
форму орудия распятия. Это породило множество толкований и споров. В
доказательство того, что крест имел форму Crux Immissa, ссылаются на Мф
27:37 –
И положили над головой Его вину Его,
написанную…
Поскольку здесь говорится о табличке именно над головой,
а не над руками, то делается вывод о том, что руки распятого не были
подняты кверху, как это должно быть при повешении на столбе без перекладины. Лк 23:38 даёт более общую характеристику,
утверждая просто, что была “надпись над Ним”, а Ин
19:19 указывает лишь, что табличку Пилат “положил на σταυρόυ
(crux)”. То есть единственное
более-менее чёткое указание на форму орудия казни содержится именно в Мф,
в то время как Мк, Лк
и Ин в этом вопросе оставляют простор
для толкований. Следовательно, наиболее вероятно, что Иисус был распят на Crux Immissa. Но и форму Crux Commissa или Тау-крест нельзя
отрицать (голова казнённого на таком кресте располагалась, как правило, ниже
перекладины). Во всяком случае точно не на столбе (Crux Simplex). Кстати, подавляющее
большинство распятий совершалось римлянами именно на Тау-кресте. В своём труде
“Против Маркиона” раннехристианский писатель
Тертуллиан утверждал, что вид креста распятия имел форму греческой буквы Tau[19].
Интересно, что Тау-крест занимал ведущее место в
религии и магии друидов — такой крест, изготовленный из дубовых веток либо
брёвен, олицетворял валлийского друидического бога дерева, известного под
именем Ху (Ху Гадарн), тождественного Езусу (Hu – сокращение от Hesus)[20]. Fferyllt,
книга филидов, друидов высшего посвящения[21], открывалась изображением
знака Езуса – Т‑образного креста, который
обвивает змей[22]. У германцев и кельтов
Тау-крест иногда обозначал божественный деревянный молоток или двуглавый молот
бога грома[23].
Древний кельтский Тау-крест около церкви Килмалкедар (VII в.)
близ Дайнгла, графство Керри, Ирландия
[2] См.: Курбатов В. Загадки Туринской плащаницы. М. 2006, стр. 108.
[3] Цит. по: Мережковский Д. Тайна трёх. Египет и Вавилон. М. 2001. В переводе Шилейко: “Мертвецы пусть восходят, пусть куренья вдыхают!”. – См.: Ассиро-вавилонский эпос. Пер. В. К. Шилейко. СПб. 2007, стр. 105.
[4] Экзегеты даже тут пытаются вывернуться, утверждая, будто сначала злословили оба, а потом один из них якобы передумал и стал упрекать второго. Однако по Лк злословил Иисуса именно “один из повешенных”.
[5] Иероним Стридонский. Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея. М. 1995, стр. 263.
[6] Синодальный перевод искажает древнееврейский оригинал – “…на Того, которого пронзили”.
[7] Септуагинта фальшиво переделывает текст так: “Когда он будет схвачен за грех, душа ваша узрит долговечное потомство”.
[8] Само существование души по древнееврейскому учению проблематично. Представления о ней стали возникать только на закате иудаизма, в фарисейской и ессейской среде – в сектах, которые вообще официально не выражали иудаизм. Схождение в Шеол (Преисподнюю) в некоторых местах Ветхого Завета понималось условно, но не буквально.
[9] Книги Ветхого Завета в переводе П. А. Юнгерова. Большие пророки. М. 2006, стр. 176-179. Традиционное толкование, конечно, сводится к тому, что здесь якобы имеется ввиду воскресение и что перевод LXX в данном месте сохранил подлинное чтение, искажённое впоследствии масоретами. Но это всего лишь толкование, оно может быть и иным. Толкование – это не догма. Что касается намеренного искажения масоретами, то это тоже лишь предположение. Ведь если это так, то почему они не исказили другие стихи в Ис 53, имеющие не менее явные параллели не только со страдающим Мессией, но и, в частности, намекающие на его воскресение? По-видимому, Септуагинта просто даёт другой вариант чтения данного места, известный у евреев еще с древности и к деятельности масоретов не имеющий отношения.
[10] Книга Исайи. Перевод М. Селезнёва. РБО. 2004, стр. 132.
[11] Штраус Д. Жизнь Иисуса, стр. 465-466. В ветхозаветном иудаизме веры в воскресение язычников или в т. н. “всеобщее воскресение” не существовало.
[12] Тем не менее, согласно Мф, Симон берёт крест Иисуса сразу после того, как процессия вышла из претория (“выйдя [из претория], они встретили… Симона…”).
[13] Предположение, будто евангелисты пользовались разными системами счёта времени, я считаю чепухой, недостойной внимания и обсуждения.
[14] Подробно см.: Церен Э. Лунный бог. М. 1976, стр. 96-105. Однако я допускаю, что наступление тьмы не было связано ни с Солнцем, ни с Луной, будучи аномалией иного свойства. См.: Тьма египетская.
[15] См.: Елисеев А. Христианство и язычество в свете индоевропейской мифологии. // “Наследие предков”. 2000. № 9.
[16] Ульянов Ю. Есус Хрестес или просто Сын Божий.
[18] См.: Талах В. Чего ждать 23 декабря 2012 года?; Диего Лопес Когольюдо. История Юкатана. Пер. В. Н. Талаха. Книга 4.
[19] Tertullian. Adversus Marcionem. III. 22:6.
[20] Ху Гадарна валлийцы считали родоначальником кимров, своих предков. Символом Ху являлся змей. Согласно преданию, он прибыл в Уэльс после потопа в ковчеге, когда его родной остров “Ху Гадарн” поглотили волны бушующего океана из-за того, что чудовищный змей ударял хвостом по воде. Как и Иасион, Ху Гадарн связывается с Троей и троянцами. – Максимов А. Пепел Клааса. Ярославль. 2009, стр. 249; Джозеф Ф. Уцелевшие атланты. М. 2008, стр. 244. Потомком троянцев считается также Один, который по эддическому преданию из “страны турков” (Малая Азия) переселился в северные пределы (Младшая Эдда. Пролог).
[21] Книга Фериллтов – “известная работа, как предполагается, содержит огромное количество волшебных тайн, собранных валлийскими и британскими друидами, включая, кстати сказать, пресловутые Посылания Чар. Однако не существует ни одной официальной копии этой книги, кроме экземпляров, подделанных их владельцами. В Уэльсской легенде “Ystoria Taliesin”, говорится, что Керридвен читала “Llyfreu Fferyllt” что означает “Книга Вергилия”, римского поэта; возможно, здесь и кроется происхождение легенды о Книге. В современном Уэльском слово “Fferyllt” означает “алхимик” или “волшебник”, а сам Вергилий был автором известной римской эпопеи “Энеида”, и, как считали его современники, могущественным магом”. – Катбад Б. Введение в Друидизм и Кельтское Язычество. Пер. А. МакГрегора, 2007.
[22] См.: Логинов Д., Виольева Л. Змея и крест, стр. 6; Виольева Л. Ставров день.