© Л. Л. Гифес. Сравнительная
текстология Евангелий. Ариохристианский опыт.
Вход в Иерусалим
(Мф.
21:1-9/Мк. 11:1-10/Лк.
19:29-40/Ин. 12:12-19)
Согласно Ин 12:1,12, торжественный
Вход Иисуса в Иерусалим состоялся за пять дней до Пейсаха. Синоптики не
дают прямого указания на этот счёт, но последовательность событий в изложении Мк позволяет установить ту же дату. Однако по Мф
очищение Храма произошло в самый день Входа (Мф 21:10-12), тогда как по Мк это случилось на следующий день (Мк 11:11-12). Следовательно, по Мф Вход в
Иерусалим состоялся за четыре дня до Пейсаха. Что касается Лк, то он, видя эту очередную чехарду у своих
предшественников, вообще отказался дать какие-либо ясные хронологические
указания, ограничившись очень общими формулировками (Лк
19:47; 20:1; 21:37), из которых совершенно непонятно, сколько прошло дней и
когда что происходило. Сделано это намеренно!
В том, что Иисус свой торжественный въезд в
Иерусалим совершил на осле, все экзегеты видят осуществление мессианского
пророчества Зах 9:9. Таким образом,
представляется, что в сём заключён очевидный знак того, что Иисус здесь уже
очевидно демонстрирует своё мессианство перед иудеями и, конечно, как Мессия
Израиля, стремится воссесть на царском троне Давида.
Между тем в Зах
9:9 говорится, что грядущий царь восседает
на
ослице и молодом осле, сыне подъяремной
(синод.
перевод).
Начнём с того, что никакой ослицы в оригинале нет.
В еврейском подлиннике ḥămôr (‘осёл’ м. р.), буквально:
сидящий на осле и ослёнке, сыне ослицы (וְרֹכֵ֣ב
עַל־חֲמ֔וֹר
וְעַל־עַ֖יִר
בֶּן־אֲתֹנֽוֹת).
Септуагинта:
ἐπὶ
ὑποζύγιον καὶ
πῶλον νέον (“на подъяремном [животном ср. р.] и
молодом жеребце”).
Откуда взяли синодальные переводчики ослицу,
понятно. Именно так интерпретировал Зах 9:9
Матфей (ὄνον в ж. р. без артикля в сочетании с δεδεμένην – Мф
21:2). Цитируя указанное предсказание, Мф даёт его в следующей форме:
ἐπὶ
ὄνον καὶ ἐπὶ πῶλον
υἱὸν ὑποζυγίου (“на ослице и на ослёнке,
сыне подъяремного [животного ср. р.]”).
То есть тут какая-то своеобразная личная
интерпретация Зах 9:9, не соответствующая ни
Септуагинте, ни Масоретскому тексту. Поэтому, чтобы
не возникло противоречия с оригиналом, синодалы
решили вслед за Мф тоже исказить древнееврейский текст, превратив осла в
ослицу, а про Септуагинту вообще забыть.
То, что Матфей не только переиначил
древнееврейский оригинал, но и вообще не понял смысла типичного поэтического
приёма в еврейском языке, когда союз “и” означает вовсе не перечисление, а одну
и ту же вещь двумя определениями, это хорошо иллюстрируют другие евангелисты,
поскольку у них фигурирует только один осёл, точнее ослёнок или молодой осёл.
Поэтому я полностью согласен с современным переводом РБО:
сидит на осле, сыне ослицы.[1]
Цитируя Зах, Ин тоже (как Мк и Лк) понял это место верно, отождествляя “осла и
ослёнка” как одно животное:
се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле (Ин 12:15).
Из этого следует, что автор (или редактор) Мф
не владел еврейским языком, а значит даже не был евреем по национальности.
Соответственно, падают популярные глупости про то, что Матфей как еврей писал
своё Евангелие для евреев и на иврите. Более того, он явно проигнорировал то,
что написано в Марке. Зачем было создавать такие сложности (про ослёнка и
ослицу), если в Мк (а также в Лк и Ин) речь идёт
об одном ослёнке? Такое впечатление, что сюжет подгонялся под то, что каждый
мог по-своему извлечь из Ветхого Завета. Если один евангелист увидел в Зах двух ослов, значит Иисус непременно должен был
ехать на двух ослах, а если одного – то на одном. Тогда я спрашиваю: а может
Иисус вообще не ездил на осле или ослах?
Мы очередной раз можем убедиться, насколько
свидетельства евангелистов, даже о наиболее важных событиях, могут быть
недостоверными и противоречивыми. Если Матфей писал до Марка и Луки, то почему
они не воспользовались его текстом об ослице и ослёнке? Если Матфей писал после
Марка, то почему отказался следовать Марку? Наконец, почему Лк
и Ин отвергают чтение Мф, но отдают
предпочтение Мк? И кто из них был очевидцем
триумфального шествия Иисуса?
На этом нестыковки не заканчиваются. Наличие двух
ослов в Мф повлекло за собой то, что ученики положили свои одежды на
обоих, а Иисус якобы сел на двух животных сразу (Мф 21:7). Усидеть на
двух ослах одновременно, расположившись на перекинутой через них одежде, прямо
скажем, довольно сложно, даже наверно нереально, тем более, если ростом ослёнок
был меньше взрослой ослицы.
Не отрицая возможности того, что Иисус
действительно въехал в Иерусалим на осле, тем не менее, ничто не обязывает
связывать эту процессию с Зах 9:9. Мк и Лк не
ссылаются на это пророчество, хотя это было бы уместно. А Ин
12:15-16 выглядит как поздняя вставка. Особенно удивляет глосса:
Ученики Его сперва не поняли этого; но
когда прославился Иисус, тогда вспомнили, что так было о Нём написано и это
сделали Ему.
Но, спрашивается, как такое могло быть, если
встречающие Иисуса кричали мессианский возглас:
Осанна! благословен Грядущий во имя
Господне, Царь Израилев!
Данная глосса демонстрирует лишь то, что ученики
не знали важнейших мессианских мест из Писания, в отличие от совершенно
посторонних людей – иерусалимлян, вышедших с
пальмовыми ветвями встречать Мессию Израиля. В таком случае можно ли
убедительно продолжать настаивать на том, что ближайшие ученики Иисуса являлись
евреями, если они совершенно ничего не понимали даже тогда, когда услышали от
евреев мессианский клич “Осанна”?
Действительно, из всего этого следует, что
апостолы евреями и иудаистами не были. Въезд Иисуса на осле они не связывали с Зах 9:9. И это в ранней церкви было хорошо известно.
Но позже иудействующий писец-манипулятор решил
объяснить сие в том смысле, будто апостолы просто “не понимали” того, что
происходит, а уверовали в то, что исполнился Зах
9:9, уже потом, после “прославления” Иисуса. Если предположить, что иудействующий редактор Ин располагал рукописями Мк и Лк, в которых
нет ссылки на Зах 9:9, а потом к нему попал
текст Евангелия от Матфея, где таковая ссылка имеется, то у него и могло
возникнуть впечатление, будто сначала евангелисты не понимали связи въезда с Зах 9:9, и только впоследствии Мф якобы
осознал это, добавив цитату из сего пророчества в свой текст. Вот только
доверия к Мф насчёт двух ослов у Ин всё
равно не возникло, ибо Ин следовал тому, что было известно из Мк и Лк.
Как и во многих других случаях, мессианские места
еврейской Библии оказываются к Иисусу неприменимы. Так и в этот раз, потому что
ближайшим следствием этого торжественного въезда на осле Мессии должно было
стать уничтожение в Галилее, Самарии и Иерусалиме лошадей – животных
ненавистных и нечистых для израильтян (Зах
9:10). Очевидно, убивать лошадей – это явно не то, к чему стремился Иисус,
вступив в город. Он не желал зла ни римлянам, ни лошадям, на которых они ездили
и убивали евреев.
Осёл и вовсе оказывается в зороастризме священным
солнечным животным – символом полярной прародины ариев (осёл – Мировая Ось), а
в ханаанской религии – атрибутом Ваала (осёл – тотем Ваала, символ Сатурна,
звезды Ваала)[2]. Восседание
на осле больше напоминает экстатические шествия Диониса нежели иудейские
камлания вокруг Машиаха[3]. Некоторые культурные архетипы пересекаются и накладываются
друг на друга в традициях разных народов. Ничего удивительного, тем более если
учесть, что и сама царская власть у древних евреев считалась установлением
небогоугодным и языческим. Поэтому немудрено, что к евреям вместе с чужеродными
заимствованиями могли перетечь и некоторые сопутствующие ритуалы – например, то
же помазание (впрочем, реформированные и адаптированные к семитской почве).
Однако искать их первоисточник в иудаизме было бы ошибочно. К сожалению, этим
погрешает большинство иудеохристианских богословов, не изучающих древние
традиции языческих народов и не сопоставляющих их с обрядами, о которых
рассказывают Евангелия.
*
* *
О кличе “Осанна” синхронно сообщают все четыре евангелиста,
что в любом случае не создаёт никакого доверия этому факту. Ведь они не
согласны между собой в том, кто именно кричал. Лк
пишет, что это были ученики (Лк 9:37,39), Мк (хоть и недостаточно чётко) и Мф имеют
ввиду сопровождавший Иисуса народ, который шел спереди и сзади процессии (Мф
21:9 = Мк 11:9), то есть, очевидно, пришедшие
с Ним из Галилеи и Заиорданья, а Ин
свидетельствует, что это был народ, вышедший навстречу Иисусу из Иерусалима, то
есть иудеи (Ин 12:12-13).
Снова та же разноголосица, позволяющая усомниться
вообще в том, что кто-то произносил слова “Осанна сыну Давидову!”
Поэтому я полагаю, что если данная процессия состоялась примерно в том виде,
как она описана, то сведения о том, что при этом происходило, следует
ограничить стихом Лк 19:37, поставив на этом
точку и исключив стих 38:
А когда Он приблизился к спуску с горы
Елеонской, всё множество учеников начало
в радости велегласно славить Бога за все чудеса,
какие они видели.
Ведь согласно Ин
12:16 ученики не понимали, что при них происходит мессианское действо, поэтому
они не могли ссылаться на Зах 9:9, ни,
соответственно, кричать “Осанну” грядущему Мессии-царю из Пс
118:26. Они просто славили Бога за чудеса. Именно поэтому Мф и Ин сообщают, что “Осанну” возглашал “народ”, а не
ученики. Следовательно, стих Лк 19:38 – это
поздняя гармонизирующая вставка, заимствованная из редакций других
евангелистов. Такие возгласы в сочетании “Царь Израилев” (Ин 12:13 = Лк 19:38) тем более сомнительны, так как неизбежно
привели бы к моментальному аресту Иисуса римской стражей, стоявшей при входе в
город. В дни праздников она была особенно усиленной.
Немаловажно и выяснение вопроса о пальмовых
ветвях, которые постилали по дороге шествующему на осле. О том, что эти ветви
были именно пальмовыми, сообщает только Ин
(хотя у Ин встречающие их держат в руках, а не постилают). Но Мф
21:8 и Мк 11:8 упоминают просто “ветви с
деревьев” (каких?), а наиболее достоверные ранние рукописи этого места Мк дают чтение “ветви, срезая с полей”. У Лк нет никаких ветвей. Таким образом, все четыре
евангелиста опять говорят нам разное, что заставляет усомниться в том, что они
являлись свидетелями события или же хотя бы теми, кто списывал с какого-то
одного авторитетного очевидца, которому они могли бы доверять.
Насколько известно, в иудаизме отсутствуют похожие
ритуалы с пальмовыми ветвями. Эти ветви употребляются лишь на праздник Суккот
(Кущи), который следует через три дня после праздника Йом
Киппур. Ветви финиковых пальм у иудеев – это одно
из нескольких растений, с которыми евреям заповедано “веселиться пред Господом”
(Лев 23:40) и из которых нужно делать ритуальные шалаши (Неем 8:15) в память о странствиях по пустыне. Йом Киппур и Суккот совершаются
осенью, в октябре, в то время как Пейсах празднуется весной. Никакой связи с
датой Пейсаха иудейское веселье с пальмовыми ветвями не обнаруживает.
Следовательно, в иудаизме не существовало прецедента торжеств или приветствий с
пальмовыми ветвями весной в дни Пейсаха. Этот ритуал полностью выпадает из
еврейской традиции, его попросту некуда вписать[4].
Зато такая традиция существовала издавна в других
культурах, языческих. Пальмовой ветвью было принято отмечать победителей со времён
Древней Греции и Рима. К I веку н. э. пальмовые ветви уже использовались для
приветствия любой более или менее популярной фигуры. В древнем Египте пальмовая
ветвь связана с властью фараонов, а также она считалась символом воскресения.
На двери храма Медамуда изображено, как Сезострис (Сенусерт III) получает
от Гора и Сета пальмовую ветвь – своего рода ярлык на длительное правление.
Кроме того, пальмовые ветви использовались как опахала для сидящего на престоле
фараона. Финиковая пальма или сикомора у египтян считалась также Древом Жизни.
Не случайно египтяне полагали пальмовые ветви на гробы и мумии[5].
Поразительное свидетельство можно обнаружить в ересиологическом трактате Епифания в главе о неких “себуеях” (вероятно, тут ошибка; видимо, имеются ввиду себомены, греч.
σεβομένοις – “почитающие [Бога]”, от σέβω
– чтить, из язычников, не-иудеев, см. Деян
13:43,50; 16:14; 17:4,17), которых он относит к самарянам:
“А праздник Кущей совершают
[себуеи] у себя, когда у иудеев бывает праздник
Опресноков и Пасхи”[6].
Впрочем, вряд ли отсюда можно вывести, что Иисус
следовал именно самарянской традиции, хотя даже такое
признание для ортодоксов выглядело бы чудовищно. Тем не менее иудеи Его
изобличали в самарянстве (Ин 8:48), а из
эпизода с самарянкой (Ин 4:4-44) следует, что самаряне увидели в Иисусе
пророка и Спасителя. Этого не могло случиться, если бы Иисус был иудаистом.
Данные Епифания сомнительны, их нечем проверить, так как нет исторических
сведений о том, что самаряне когда-либо праздновали Суккот весной в дни Пейсаха[7] (во всяком случае,
современные самаряне празднуют Суккот осенью[8]). В то же время известно, что Самария являлась рассадником сект
гностико-назорейского толка, и даже считалось, что
Симон-маг, активно проповедовавший в Самарии (Деян
8:9-11), был якобы основателем всех гностических ересей. Пальма в мифологии мандеев (гностиков-назореев) имела важное значение и тоже
почиталась ими в качестве Древа Жизни. В форме пальмы изображалось и священное
древо германцев Ирминсуль.
[2] Подробно об этом см.: Л. Л. Гифес. Ариохристианская экзегетика библейских писаний. Этнокультурный и исторический контекст. / Триумфальный въезд в Ярусалим. Полярная символика осла, на котором восседал Иисус.
[3] Фрейденберг О. Въезд в Иерусалим на Осле. Миф и литература древности. М. 1998, стр. 623-665.
[4] Что касается употребления пальмовых ветвей в политических и военных торжествах, описанных в 4 Цар 9:13; 1 Макк 13:51 и 2 Макк 10:7, то эти эпизоды очень отдалённо напоминают событие Входа в Иерусалим и вряд ли могли послужить образцом для Иисуса (ни в одном нет шествия на осле). Если на этих отдельных элементах выстраивать теории иудейского заимствования, то я спрашиваю: почему того же самого нельзя сделать и применительно к языческим традициям?
[5] См.: Пальмовая ветвь.
[6] Епифаний Кипрский. Панарион. Пер. Р. Хазарзара. Против себуеев.
[7] Епифаний объясняет это искусственной перестановкой, связанной с паломничеством иудеев диаспоры (прохождением через Самарию), и нежеланием самарян праздновать совместно с иудеями, так как это приводило к конфликтам. Из его текста следует, что самаряне также сдвинули Пейсах и Пятидесятницу. – Там же. Против ессенов.
[8] Отличие от иудеев состоит в том, что они не
строят шалашей, а устилают ковёр из листьев прямо на потолке в домах.