Иранские влияния на послепленный иудаизм

Представляется, что палестинское еврейство во II веке до Р.Х. испытало решающее воздействие со стороны иранской религии, которое способствовало развитию важных представлений. Ранние хасидим и цадокитский круг, сыгравшие при этом значительную роль, стали определяющими для последующего развития иудаизма. В эпоху, когда иудаизм столкнулся с новыми религиозными проблемами, иранская религия стала движущим и образцовым фактором в их решении. Именно в этом заключается величайшее значение иранской религии для иудаизма эллинистическо-римского периода. Разработка ранними хасидим нового вида универсальной эсхатологии и появление дуалистической традиции в цадокитских кругах должны быть приписаны иранскому влиянию. После этого в иудаизме уже не возникало никаких значительных представлений об универсальной эсхатологии. Из иудейского дуализма II века до Р.Х. развилось представление о Сатане в иудаизме позднеэллинистического (I век до Р.Х.) и римского времени.

Помимо решающего иранского влияния на палестинский иудаизм во II веке до Р.Х. иранские элементы проникали также в синкретическую среду, в которой обитали евреи. Иногда оказывается сложным вычленить из этого синкретизма иранские составляющие. Развитие в еврействе позднеэллинистического и римского времени мессианских надежд, которые особенно ощущаются в «Псалмах Соломона», «Заветах двенадцати патриархов» и «Эфиопском Енохе», в известной степени вдохновлялось эллинистическо-римским правительственным культом и образами спасителей, бытовавшими у окружающих народов. Вероятно, свою роль при этом сыграли и иранские элементы. Примером подобного косвенного влияния иранской мысли на еврейство, проводником для которого служила окружающая синкретическая среда, является развитие представлений о судьбе души после смерти и мировом пожаре.

Обзор иудаизма римского периода и его отношений с Ираном показывает, что никаких новых глубоких влияний со стороны иранской религии тогда не было. Однако богатый мир эсхатологических представлений иранской религии продолжал оставаться притягательным для еврейской агады. Множество элементов в сфере эсхатологии определённо заимствованы из иранской религии.

Anders Hultgård. Das Judentum in der hellenistisch-römischen Zeit und die iranische Religion – ein religionsgeschichtliches Problem // Aufstieg und Niedergang des Römischen Welt. 2.19.1. Berlin, 1979. S. 582-583

______________

 Первый контакт между евреями и иранцами произошёл уже в глубокой древности: он стал следствием депортации северных израильских племён Саргоном II в 721 г. до Р.Х. 4-я Книга царств (17, 6) сообщает, что ассирийский царь поселил депортированных, в том числе, «в городах Мидийских». В это время ассирийское политическое влияние в Мидии было очень сильно, так что большинство племенных вождей мидийцев были данниками Ассирии, о чём сообщает нам сам Саргон в знаменитом рассказе о своём так называемом 8-м походе.

Великая ассирийская держава пала в 612 г. до Р.Х. под совместными ударами мидийского государства, объединившегося под властью Киаксара (Увакиштара нововавилонских надписей) и Нововавилонского царства под властью Набопаласара. Радость и торжество в Иудее по поводу падения Ниневии в 612 г. были недолгими. Триумфальная песнь пророка Наума во второй главе названной его именем книги сменилась Плачем Иеремии об Иерусалиме, разрушенном новой семитской великой державой с востока – Нововавилонским царством по главе с его великим правителем Набукудурриуцуром (ветхозаветным Навуходоносором). Теперь и из Иудейского царства правящие классы были уведены в изгнание и поселены в Месопотамии. Это случилось в 587 или 586 г.

Но изгнание продлилось недолго – не более 50 лет. Победа над Нововавилонским царством в 538 г. Кира, или Кураша, как его звали на родном языке, основателя Ахеменидской империи, полностью изменила положение. Кир разрешил изгнанникам вернуться и приказал восстановить Иерусалимский храм. Я не могу не счесть гиперкритическим отказ признать подлинность царского указа, сохранённого для потомков в Книге Ездры (6, 3-5).

В любом случае, с этого момента евреи стали лояльными подданными Персидской империи, получившими по крайней мере временно по крайней мере определённое местное самоуправление. Их лояльность персам поразительна; она подтверждается папирусами, происходящими из еврейского гарнизона Элефантины, верно служившего своим персидским правителям, в том числе и против египтян.

В сочинениях позднейших авторов имеются лишь очень туманные упоминания о еврейском восстании в правление Артаксеркса III – восстании, искажённая память о котором сохранилась в Книги Юдифь. В этот период еврейский народ подвергался разнообразным культурным влияниям со стороны своих персидских правителей. Языком администрации в Персидской империи был арамейский, и этот так называемый имперский арамейский был в конечном счёте усвоен евреями для повседневного использования, хотя еврейский и сохранил свои позиции среди евреев как язык литературы, богослужения и образования. Имперский арамейский содержал большое количество заимствованных иранских слов, большинство из которых, вероятно, были заимствованы не от персов, а от мидян, говоривших на другом диалекте, из которого нам известно небольшое количество слов, сохранившихся в качестве заимствований в различных диалектах. Арамейские документы в Ветхом Завете, а именно персидские царские указы в Книге Ездры и некоторые главы (2-6) в Книге пророка Даниила, написаны на этом самом имперском арамейском, и здесь мы встречаем большое количество иранских заимствований – не менее 25 в нескольких довольно коротких текстах.

Триумфальные кампании Александра Великого решительно изменили положение еврейского народа. После беспорядочной и кровавой борьбы между диадохами евреи вошли в состав Селевкидской империи, но время от времени Палестина становилась предметом борьбы между царствами Селевкидов и Птолемеев, наследниками старых соперников – Египта и Ассирии. В это время Ближний Восток охватил могучий поток культурных влияний со стороны доминирующей греческой цивилизации. Огромное количество заимствованных греческих слов в арамейском и среднееврейском красноречиво свидетельствуют о колоссальном греческом влиянии. Евреи за пределами Палестины утратили контакт со своим собственным священным языком, Ветхий Завет пришлось переводить с еврейского на греческий. Еврейская молодёжь была увлечена греческим образом жизни и встречалась на арене, чтобы принять участие в соревнованиях с греками и македонянами.

На этом фоне поразительно, насколько незначительным оказывается греческое влияние в религиозной сфере. Едва ли есть хотя бы одна важная идея в послепленном иудаизме, которую можно было бы безошибочно приписать греческому влиянию. Политика терпимости, которой придерживались персидские Ахемениды, была настолько же сознательной, насколько и политика религиозной нетерпимости, преследовавшаяся Антиохом. Этот факт не может нам помешать увидеть близость и симпатию в религиозной сфере между евреями и персами так же ясно, как и прямо противоположные отношения между евреями и греками.

Неслучайно, что бог евреев в персидских царских указах именуется «богом небесным» (elah shemaiia), поскольку это обозначение использовалось самими евреями в их переписке с персидскими властями, о чём свидетельствуют еврейские документы на папирусе и коже, найденные в Египте. Это имя подчёркивает небесный характер еврейского божества, а также его универсальность, в то время как племенные черты его характера отходят на второй план. Тем самым для персов его характер должен был представляться близким, возможно даже совпадающим с характером их собственного высочайшего бога, Ахура Мазды, который сам также являлся небесным божеством. Ранний еврейский запрет на использование культовых образов должен был выглядеть чрезвычайно привлекательным для персов, которые вплоть до времени Артаксеркса II (404-403) не использовали никаких образов божеств в культе. Собственно зороастризм, т.е. религия, восходящая к Заратуштре, между прочим, всегда придерживался подобного антагонистического отношения к культовым образам, что является особой древней чертой индоевропейской религии. Еврейская тенденция (возможно, преувеличиваемая) придавать особое значение Закону, регулируя в том числе и религиозное поведение посредством бесчисленных правил, согласуется с определённой тенденцией в иранской религии – не только в зороастризме. С определённой точки зрения можно классифицировать еврейскую и мидийско-персидскую религию как «религии Закона», помня о том, что подобное обозначение является поверхностным и вводящим в заблуждение, как и все подобные ярлыки. Тем не менее не может быть случайностью то, что Ездра в указе Артаксеркса именуется «Ездрой священником, учителем закона Бога небесного» (7, 12). Ведь персы сами смотрели на религию как на закон – dāta, и именно этот иранский термин используется в этой части указа в качестве иранского заимствования в имперском арамейском.

Религиозное влияние Ирана было настолько велико, что я могу без колебаний назвать его созидательным. Каждый учёный, посвятивший себя исследованию классической религиозной литературы иудаизма, очень хорошо знает, что, дойдя до Книги пророка Даниила (сочинённой около 165 г. до Р.Х.), он тут же чувствует себя перенесённым в другой мир. И это впечатление значительно усиливается, когда мы обращаемся к определённым апокалиптическим сочинениям (апокрифического и псевдоэпиграфического характера) и некоторым свиткам Мертвого моря. Перспектива меняется полностью. История мира теперь рассматривается как драматическая борьба между силами добра и зла, резкий дуализм оказывается характерным признаком представления о видимом мире, Бог и его посланник вместе с ангелами противостоят Сатане или Дьяволу с его демоническими последователями, праведные изображаются в сияющем белом цвете на чёрном фоне грешников. Этот мир противопоставляется грядущему. Между ними – Божий суд, возвещаемый знаками в природе и человеческом мире, воскресение мёртвых, вступление праведных в вечное блаженство в раю, падение неправедных и злых сил в пламя ада. Обо всём этом повествуется в видениях провидцев, представленных великими фигурами древности – Енохом, Барухом или одним из двенадцати патриархов. Основополагающую важность имеет, конечно, дуалистическая концепция, и ничто не может проиллюстрировать этот дуализм лучше, чем известный раздел в Уставе общины, в котором повествуется о «двух духах»:

Он сотворил человека для властвования миром и положил ему два духа, чтобы руководиться ими до срока Его взыскания. Это духи Правды и Кривды.

В чертоге Света – родословие Правды, и из источника Тьмы – родословие Кривды.

В руке князя Света власть над всеми сынами праведности, путями Света они будут ходить.

А в руке ангела Тьмы вся власть над сынами Кривды, и путями Тьмы они будут ходить. От ангела Тьмы заблуждение всех сынов праведности, все их прегрешения, грехи, вина, их преступные деяния в его власти, согласно тайнам Бога до срока его. И все их кары и сроки их бедствий во власти Его Супостата (mastema). И все духи его жребия (существуют) на помеху сынам Света. Но Бог Израиля и ангел Его правды помогают всем сынам Света.

И Он сотворил духов Света и Тьмы и на них основал всякое действие их... всякое служение и на их путях...

[Духа] одного Бог любит во все века вечные, и ко всем его делам благоволит вечно. Другой же, советом его (Он) гнушается и все пути его ненавидит всегда. 

                                               Устав общины, III 17 – IV 1.

Иранские идеи здесь очевидны: Две силы сражаются друг с другом – мир света и мир тьмы. Это космическое противостояние имеет также этическую природу: праведность противостоит злу, и праведность также может рассматриваться как выражение истины. Эти две силы составляют духовные армии – благую во главе с Духом Света и злую во главе с Духом Тьмы. Он и его последователи стремятся сбить Сынов Света с пути, все совершаемые грехи и преступления вызваны враждой Злой силы. Соответственно, Злая сила оказывается главным Врагом, и слово, обозначающее вражду (mastema), в апокалиптической литературе развивается в обозначение личного злого начала.

Geo Widengren. Iran and Israel in Parthian Times with Special Regard to the Ethiopic Book of Enoch // Temenos. Studies in Comparative Religion. Vol. 2. Helsinki, 1966