Александр Васильев

ШАСУ НОВОЕГИПЕТСКИХ ИСТОЧНИКОВ И РАННЯЯ ИСТОРИЯ ИЗРАИЛЯ

 

Шасу представляют собой группу населения, с которой египтяне периодически сталкивались в эпоху Нового царства преимущественно во время походов в Сирию-Палестину. Шасу, подобно хапиру, вызывают интерес прежде всего в контексте ранней истории Израиля. Место шасу в ней определяется по разному, но очевидны по крайней мере их непосредственная связь с каким-либо из библейских народов и роль в генезисе ветхозаветной религиозной традиции. Для того, чтобы верно определить связь шасу с библейскими народами Палестины (в том числе и с самим Израилем), необходимо выяснить, кем являлись эти шасу. Был ли это народ или социальная группа, каково происхождение термина, какова была география расселения шасу? В литературе на эти вопросы можно найти различные ответы. Наиболее популярно сегодня отождествление шасу с номадами-овцеводами Сирии-Палестины в целом, и, соответственно, приписывание этому термину не только этимологии социального характера, но и актуального социологического смысла "номады" [1]. Подкреплением такого взгляда служат и широкая география шасу, которые будто бы встречаются практически на всей территории Сирии-Палестины, и обе предполагаемые этимологии: египетская — от глагола "шас"-скитаться, с последующим "шос"-пастух, и семитская — от "шаса"- грабить, "шосэ" - грабитель, которые несут в себе социальную окраску, определяя шасу как некую группу неоседлого враждебного населения. В исследованиях о генезисе Израиля шасу обычно именно в таком значении номадов-овцеводов, соседей городского населения в период Поздней бронзы (1550/1500 — 1200) и включаются в предлагаемою модель трансформации Палестины при переходе к новым обществам Железного века. В последнее время в связи с развитием модели "реседентаризации", где решающую роль в генезисе Израиля играют как раз пастухи-овцеводы, потомки горожан периода Средней бронзы, вновь переходящие к оседлости в начале Железного века, шасу становятся первыми кандидатами на роль предшественников Израиля [2]. Наглядным подтверждением такой связи служит идентификация шасу карнакских рельефов Рамсеса II с Израилем стелы Мернептаха, предложенная в процессе недавно возникших споров о взаимосвязи двух этих памятников [3]. Взгляд на шасу как на номадов-овцеводов, обитавших в ряде районов Сирии-Палестины, не вызывает особых возражений. Но насколько правомерно толкование термина шасу именно в таком социальном смысле? Чтобы прояснить ситуацию, рассмотрим основные проблемы географии шасу, происхождение их названия и идентификацию.

До времени Тутмоса II шасу, возможно, дважды засвидетельствованы египетскими источниками. Самое раннее вероятное упоминание шасу происходит из погребального комплекса последнего фараона пятой династии Унаса: на блоке со сценой поражения азиата частично сохранилась надпись []sw [4]. Вторым возможным упоминанием являются swsw текстов проклятий (Е 57 [5]). Если первый пример используется для подтверждения взгляда на шасу как на первоначальное обозначение кочевников-азиатов в непосредственном соседстве с Египтом (хотя ни из чего не видно, что здесь имеется в виду такой "обобщенный" азиат, а не конкретное азиатское племя), то во втором случае речь заведомо идет о конкретной территориально-политической единице, отличной от других, в том числе от шуту (Е 52-53; ср. Числа 24:17) и кушу (Е 50-51; Авв.3:7, ср. Чис.12,1), причем здесь, в отличие от первого примера, возможна и более северная локализация, хотя она и не может быть точно определена. Оба примера ничего не говорят о египетском значении термина и не допускают его "социологической" интерпретации. "Шусу" текстов проклятий не могут быть "номадами вообще", но, очевидно, являются таким же этнополитонимом, как шуту и кушу.

Поход против шасу во времена Тутмоса II, о котором повествуется в биографии Яхмоса — Пеннехебта [6], является на сегодняшний день единственным свидетельством азиатской активности этого фараона. Обычно он рассматривается, как направленный против южнопалестинских кочевников, хотя отсутствие географического контекста позволяет переносить место действия и в более северные регионы и, при желании, даже в Африку [7]. Ясного географического контекста лишен и поход против шасу Тутмоса III [8], четырнадцатый по счету из его азиатских походов, но данные его общих топонимических списков помещают упомянутых там шасу на севере (примерно в южных пределах Южной Сирии), да и все прочие кампании этого фараона проходили далеко к северу от синайского пограничья Египта.

Третье по времени упоминание шасу в эпоху Нового царства обнаруживается в анналах мемфисской стелы Аменхотепа II , где в списке пленных наряду с ханаанеями, хурритами, апиру и нухашшейцами названы и 15.200 шасу. Список приводится после описания кампаний 7 и 9 гг. Аменхотепа II [9], разворачивавшихся в Сирии и Северной Палестине; иными словами, здесь также наиболее вероятна северная локализация, как и в случае Тутмоса III. После упоминания шасу в топонимическом списке Тутмоса III, о котором будет подробнее сказано ниже, они регулярно появляются в аналогичных списках его преемников.

Характер упоминаний шасу в ранних новоегипетских памятниках, аналогично разобранным нами выше среденеегипетским, с несомненностью говорит о шасу как об определенной, географически и политически выделенной группе населения, стоящей у Аменхотепа II в одном ряду с ханаанеями, нухашшейцами и хурритами.

Ecли все эти ранние контакты египтян с шасу могли происходить, по крайней мере преимущественно, в их северном центре, то впоследствии в египетских источниках на первый план выдвигается южный очаг их расселения (что и неудивительно, поскольку давление хеттов вызвало общее и довольно сильное смещение египетских внешнеполитических усилий в Азии к югу). В надписях, сопровождающих рельефы Сети I, представляющих классические изображения шасу, последние упомянуты как население района между Силе и Pз Kncn [10], обычно идентифицируемого с Газой, и на горах Хурру (по-видимому, на Северном Синае вплоть до приграничных районов Южной Палестины включительно). В памятниках Рамсеса II [11] и Рамсеса III (папирус Харрис 76:9-11) [12] говорится о разгроме шасу на юге. Папирус Анастаси VI времени Мернептаха сообщает о приходе в Египет шасу Эдома (54-56 ) [13]. В то же время в папирусе Анастаси I (17:7, 19:1-4, 20:3-4, 23:7-8) шасу упомянуты в районах Северной Палестины и Южной Сирии [14]. Некие местные, т. е., южносирийские шасу, подчиненные хеттам, появляются также в описании Кадешской битвы в качестве дезинформаторов египтян [15]. В свое время такая широкая география шасу объяснялась тем, что этот термин, первоначально применявшийся якобы лишь к номадам Южной Палестины, при Рамсесе II получает более широкое толкование и распространяется также и на номадов более северных регионов в общем социальном значении "бедуин" [16]. Однако, как мы видели, северные шасу появляются в египетских источниках раньше южных.

О южном очаге расселения шасу говорит и знаменитый список топонимов "земли шасу", в котором надежно идентифицирована страна Сеир и страна Яхва (та самая Тетраграмма YHWH). Этот список является частью географического списка, сохранившегося в трех версиях [17]. Наиболее полный перечень рассматриваемых топонимов происходит из Западной Амары, где в общей сложности сохранилось семь топонимов. Упомянутая выше идентификация двух других топонимов с Сеиром и Тетраграммой [18] находит прекрасные параллели в Библии, и это сразу поставило шасу в связь с развитием ветхозаветной религиозной традиции (ср. Вт. 33:2, Суд. 5:4).

Предложенный М. Астуром пересмотр южной локализации "стран шасу" в списке Солеба — Западной Амары нельзя назвать удачным [19]. Однако северные шасу знакомы нам по ранним новоегипетским памятникам, в самом деле отмечены в источниках XIV в. В 1970 г. А. Райни и М. Вайперт [20] предложили идентифицировать топоним Айн-Шасу из списка, происходящего из погребального комплекса Аменхотепа III в Ком-эль-Хейтане с 5-м топонимом списка Тутмоса III и с неким городом "Энишаси" в долине Бекаа (район Амки), известным по Амарнской переписке (ЕА 187:12, E-ni-sa-si, и ЕА 363:4, E-sa-si). А.Райни предложил видеть этот топоним в папирусе Анастаси I, где соответствующий пункт прямо упоминается в полном контексте с людьми шасу. Эта локализация согласуется с существованием северных шасу ранних новоегипетских памятников.

Если принимать связь шасу папируса Анастаси I и Айн-Шасу Аменхотепа III с Энишаси Амарнской переписки, то термин Айн-Шасу придется признать неегипетским (считать, что палестинские князья употребляли в своей переписке египетское, а не местное, название азиатского пункта совершенно невозможно). Тогда, если считать, что компонент "шасу" здесь тождествен обычному этнополитониму "шасу", возможность чего была продемонстрирована выше, то и последний придется считать неегипетским словом.

Далее, позднее новоегипетское употребление термина шасу так же непримиримо с его социологическим толкованием, как и ранние: Шасу включаются в топонимические списки, называющие даже отдельные мелкие "страны шасу" ("Страна Шасу Сеир" и т. д., см. выше). В целом можно сказать, что на протяжение всего новоегипетского периода источники, относящиеся к Египетской Азии, знают два перманентных центра расселения шасу — северный (долина Бекаа, истоки Оронта) и южный (Синай и продолжающие его на восток области до Эдома и Сеира включительно). Тот факт, что совокупность особых "Стран Шасу", официально воспринимавшихся египтянами именно в этом качестве, помещалась на юге, как и то, что южный район расселения шасу неизмеримо превосходит северный по территории, доказывает, что главным являлся именно южный "очаг" — основная территория расселения шасу как этнополитической общости, — в то время как на севере мы имеем дело, скорее, с анклавом.

Все сказанное выше побуждает нас рассмотреть вопрос о возможностях упоминания шасу в Амарнской переписке и вообще о соотношении шасу с упомянутыми в ней группами населения. Eсли термин "шасу" — египетского происхождения, то естественно ожидать, что аккадоязычная переписка будет пользоваться иной, неегипетской терминологией, и термина "шасу" мы в ней не найдем; однако сама эта общность в ней может упоминаться. Если же, как подсказывает нам топоним Эни-Шаси, термин "шасу" — местный, то ситуация опять-таки может быть аналогичной: ведь аккадоязычная переписка может быть чужда местным терминам в ненамного меньшей степени, чем египетским, а термин "шасу" заведомо не принадлежит ни к аккадской, ни к общераспространенной семитской лексике (из семитских языков он может быть опознан только в древнееврейском языке Библии в упоминавшихся выше формах.

Учитывая место определенных общностей шасу на карте новоегипетской Сирии-Палестины, все сказанное открывает возможность опознания шасу под тем или иным аккадоязычным названием Амарнской переписки. На эту роль в литературе весьма часто рекомендовались "сутии" ("суту") Амарны, которым при этом, кстати, тоже часто приписывали общее значение "номады" [21] .

Такое отождествление могло бы показаться вполне логичным: если новоегипетские источники знают в Южной Сирии и Палестине, помимо оседло-урбанизованного населения, в основном шасу и хапиру, то аккадские — хапиру и суту. Однако "суту"-сутии, по всей видимости, были известны египтянам как особый народ под собственным именем, упоминавшийся отдельно от шасу в общих памятниках ("шуту" текстов проклятий, новоегипетская Pз stw в списках Солеба и Западной Амары [22] ). Более того, ареал сиро-палестинских "суту"-сутиев, известный как по текстам Амарны, так и по другим источникам, не имеет ничего общего с ареалом шасу: сутии компактно заселяют области от Дамаска на север, большей частью — Заиорданье ("сыны Шета", "амореи" Библии), и отдельными группами неясного характера встречаются в Палестине (Амарнские письма). Компактный же ареал шасу лежит далеко на юге, где никакие, в том числе египетские и библейские, источники "шуту"//"суту"//"шетитов" не знают (исключая, возможно, изолированное упоминание изолированного же анклава "амореев" в Тамаре в Быт.14:7). Итак, там, где в основном обитают сутии, нет шасу, а там, где в основном обитают шасу, нет сутиев; отождествлять их, стало быть, весьма затруднительно.

Первым примером упоминания шасу является рассмотренное выше именование города Энишаси (если он тождествен Айн-Шасу и связан с шасу), территориально лежащего именно в северном районе расселения шасу. Вторым — опасения автора ЕА 318 (ЕА 318:12), страшащегося гибели от рук "могучих врагов — хапиру, суту и habbati (т. е., в дословном переводе с аккадского, "грабителей")". Тот факт, что эти "грабители" помещены в общий перечень с заведомыми особыми териториально-политическими общностями сутиев и хапиру, означает, что слово habbati употреблено здесь не в дословном, а в сопоставимом терминологическом значении. Тогда, учитывая, с одной стороны, место шасу как третьего реального этнополитического компонента внегородского, т. е., агрессивного и "неуправляемого" населения Ханаана наряду с сутиями и хапиру, а с другой — наличие в библейском древнееврейском термина "шосэ" именно в значении "грабитель", мы получим веские основания отождествлять "habbati" EA 318 с шасу.

Наконец, еще одно важное упоминание шасу содержится в письмах из храма Амона в Карнаке, где речь идет о кампании Рамсеса IX против шасу, локализируемых на крайнем юге Египта [23] . Однако этот пример в любом случае вряд ли может доказывать даже и позднейшее, а тем более первоначальное применение термина шасу в социальном смысле; ничто как будто не мешает рассматривать этих шасу как мигрантов из Азии. Все остальные упоминания о шасу в Египте хорошо согласуются с данными источников об угоне и перемещении шасу в Египет эпохи Нового Царства.

Сам термин "шасу" может рассматриваться как этнический термин неегипетского происхождения; остается неизвестным, имел ли он значение "добычливый/грабитель" изначально, или приобрел таковое в иных языках в ходе враждебных контактов реальных шасу с их носителями. Точно так же невозможно решить вопрос о том, является ли египетское слово "шасу" = "пастух" консонантным омонимом к этнониму "шасу" (напомним, что вокализация нам неизвестна для обоих терминов), или именно это название кочевого народа естественно вошло в египетскую речь в переносном значении "пастух" (это значение не зарегистрировано для слова "шасу" ни в одном из древнеегипетских текстов, так что его следует считать вторичным). Как бы то ни было, следует считать доказанным, что "шасу" памятников Нового Царства обозначает не "номадов" — "кочевников вообще", а определенную этнополитическую общность (совокупность родственных этнополитических общностей), занимающих определенную территорию; надо думать, что "шасу", поселившийся в городе, не перестал бы быть для египтян "шасу", как и деурбанизированный хуррит в "шасу" бы не превратился. Более того, нет даже уверенности, что общность шасу вообще была кочевой, хотя ее основная (южная) локализация делает такое предположение наиболее вероятным, а значение "шасу-пастух" хорошо согласуется с ним.

Добавим, что как определенную этногруппу людей шасу характеризуют и их египетские изображения, приписывающие им совершенно особую внешность. Кстати, такие изображения можно различить и в сцене битвы при Кадеше [24], и на рельефах Сети I, что говорит об этногенетическом родстве северных шасу, вовлеченных в Кадешский инцидент (см. выше), с южными, представленными у Сети.

Разумеется, термин, подобный описанному выше, мог бы употребляться в Египте и как псевдоэтноним с географической "подкладкой", т. е., обозначать всякий народ, живший на той же территории, что и исконные "шасу" и чем-то ассоциирующийся с ними в глазах египтян (ср. византийское применение термина "скифы" для самых различных тюркских и славянских народов), однако и в этом случае мы имели бы дело не с соционимом, а с (псевдо)этнонимом, когда в каждом случае его употребления имеется в виду определенное этнопостестарное сообщество (а не элемент совокупности социально схожих представителей разных сообществ).

Но если шасу — не социально-экономический термин, а название этнополитической группы, то вполне справедливо будет задаться вопросом о том, какому из народов, упомянутых в Ветхом Завете, эта группа может соответствовать. В самом деле, Ветхий Завет представляет весьма подробную этногеографическую картину Палестины последних веков II тыс. до н.э., в том числе тех (XIII-XII вв.), для которых египетскими данными заведомо зарегистрированы шасу. Очевидно, что библейский кандидат на такое отождествление должен занимать ту и именно ту территорию, на которой египтяне располагают шасу (причем именно южный их центр, поскольку северный, южносирийский, вообще не попадает в ареал сколько-нибудь подробных географических данных Ветхого Завета); кроме того, желательно, чтобы Библия характеризовала его как древний, доеврейский народ. И такой народ в Библии действительно немедленно находится: это Амалек, расселяющийся от Эдома и Сеира (включительно) по Синаю вплоть до египетской границы (I Хроник 4: 42-43; Исх. 17) — т. е., в точности в южном регионе шасу. Решающим аргументом здесь видится предложение А.А.Немировского о сопоставлении трех групп данных — географического совпадения описываемого в египетских источниках ареала шасу XIII-XII вв. с территорией единовременных амалекитов (1); египетской традиции о гиксосах (т. е., по прямому указанию Манефона, "царях шасу" [25]) — азиатах, захвативших Египет (2); и независимой арабской традиции о захвативших Египет амалекитских царях(3) [26]. Благодаря такому сопоставлению выстраиваются подтверждающие друг друга взаимосвязи между "гиксосами" как "шасу", "шасу" как "амалеком"(1) и "амалеком" как "гиксосами" (3), обеспечивающие довольно жесткое отождествление всех трех терминов [27].

Как и шасу (ср. "Страна Шасу-Яхва" египетских списков), Амалек оказывается географически связан с Яхве: евреи впервые встречаются с ним у Горы Бога, Исх.17. Наконец, Амалек является древним народом Палестины, помещенным в очень архаическом перечне ее доеврейских обитателей — жертв эламского похода, приводимом в повествовании Быт.14. Включение же Амалека в генеалогию Исава-Эдома в качестве сына от наложницы Элифаза Тимны (Быт.36:12) по общим правилам является определенным отражением позднейшего включения Амалека (точнее, его части) в качестве неравноправной местной группы в племенной союз эдомитов (напомним, что ветхозаветный Эдом действительно занимает территорию, где ранее присутствовали новоегипетские шасу). Этот эдомитский Амалек и по времени, и по месту может с большой вероятностью соответствовать "шасу Эдома", упомянутым в папирусе Анастаси VI. Кроме южной окраины Палестины, Амалек обитал также в районе, заселенном впоследствии эфраимитами (Суд.5:14, 12:15), и эта группа может удобно отождествляться с севернопалестинской группой шасу, отмеченной в папирусе Анастаси I (см. выше).

Наконец, Амалек является (наряду с филистимлянами) народом, к которому в Библии прямо применяется слоыо "шосим" ("грабители", IСам.14:48; ср. также выше о предполагаемой связи этого термина с шасу).

Парадоксально, что амалекитская идентификация шасу была предложена еще А.Хайгом, автором первой статьи о шасу [28]. Отождествление шасу с гиксосами, также предлагавшееся в прошлом веке, в современной литературе практически никем не рассматривалось из-за общепринятого, - но, тем не менее, нигде не доказанного, отрицания перевода Манефона. Арабская же историческая традиция применительно к древней истории Палестины сама по себе лежит за пределами исследователей древней истории Ближнего Востока (хотя, как показывает пример с Амалеком, гиксосами и шасу, представляет для них очевидный интерес).

 

 

_______________________________

Примечания